четверг, 24 ноября 2011
Да вы у нас гений. Может, теперь и местами махнемся? — Нет, вы бы видели его лицо! Франкенштейн в тапочках и тот выглядел бы куда серьезнее, чем это «чудо» с ямочкой на подбородке. Я даже забыл о своем «обете молчания». Временно.
Видимо, уши Фреда не воспринимают тонкую иронию. Ясно. Я, как бы невзначай, задел взглядом принесенную мужчиной шкатулку, уточняя: — Там лежат ваши детские фотографии? Или, может, бабушкино вязание? В любом случае, я не рискну сам ее открывать. Соблаговолите, гражданин начальник?
Пальцы Лорри потянулись к крышке. Медленно, с натяжкой он открывал ее, пока не извлек… Я не поверил своим глазам. Черная королева! Колье, которое я спрятал между зеркальной панелью теперь лениво поблескивало на широкой ладони. Нет… Невозможно. Исключено. Милиция бы первым делом занялась обезвреживанием бомбы, а не поиском пропавших украшений! Да чтобы лишь прочесть мою загадку, нужно было повернуть лист бумаги над потолком… Она предназначалась Бэтмену!
— «Разве кошки пьют зеркальное молоко?..» На этот вопрос вам любой мало-мальски читающий школьник ответит. – Фред моментально прижал мою руку к столу, когда я сделал тщедушную попытку проверить ювелирное изделие на подлинность, — А вы – неудавшийся воришка, который всего лишь хотел немного развлечь свое эго. И нет ничего страшного, если взрывом осколков оторвало ногу кассирше. Что поделать? Такова жизнь, верно? Выживают только те, кто прячутся в темном-темном подвале и давятся дозами азарта, считая себя великими наблюдателями в этой игре. Смотри мне в глаза, ублюдок! В глаза, слышишь?!
Его голос звенел не хуже цветных стеклышек с осыпавшейся люстры. Стальной кулак сжался сильнее. Я чувствовал себя словно кролик, попавший в капкан.
Секундная стрелка ударила в спину…
Хруст.
Я честно попытался разжать зубы и открыть глаза.
Странно, что этот сукин сын все еще здесь.
И ждет, когда я начну извиняться перед ним. Перед кассиршей. Перед всем миром.
Наконец, я смог выполнить его «просьбу», успев при этом слегка улыбнуться:
— Что ВАМ надо здесь, в «Аркхэме»? Хотите проверить, читаю ли я молитву по вечерам? Или вас чем-то не устраивает обращение персонала к пациентам? Ну?
Если бы он решил сломать мне все кости, я все равно не смог бы достойно сопротивляться. А ожидание… невыносимо…
Раскаленный металл в глазах Лорри постепенно остывал. Остался лишь густой пар, медленно сочащийся из глазниц.
— Ты безумная сволочь, которой не нужно раскаянье…
— Молодцы, что так быстро все поняли. Оставите меня в покое? – Я буквально шипел сквозь сжатые зубы. Каждое движение кистью руки отдавалось в голове адской болью, но мои мысли сейчас были далеко. Бэтмен, ты все же не лучший детектив города. А жаль. С этим горе психиатром вряд ли придется долго воевать. Он, конечно, не умнее курицы, если решил, что я готов спрятать обыкновенную безделушку. Ювелирное украшение – съемный носитель, способный взломать самую мощную защиту на любом компьютере. Ах да! И огромное спасибо, дяденька, что теперь у меня появилась возможность в очередной раз сбежать отсюда.
— И не надейся.
Мне показалось, или вопрос действительно соответствовал моим мыслям?
Фред разжал свою бульдожью хватку и несколько секунд я мог лишь наблюдать, как вздымаются его широкие плечи, вторя глубокому отрывистому дыханию. Пытается успокоиться. Нервишки, значит, пошаливают. Так, так, так. Мысли о грядущем побеге несколько приглушили боль, впрочем, руку мне уже неоднократно ломали.
Наконец, мой психиатр соблаговолил обратить на меня внимание. Его взгляд напоминал взгляд мстителя в черной маске: прямой, полный решимости и бездушный.
— Думаешь, что в этих стенах ты будешь в безопасности? Законы, правила – они слишком гибкие для тебя, но ведь я смогу зайти гораздо дальше… — Лицо Фреда озарила широкая маниакальная улыбка, — Догадался? Я не простой здешний анальгетик, временно снимающий боль с кровоточащих ран Готэма. Удар будет несколько более мощный… Инфекцию надо полностью уничтожать. Пока вы, сраные ублюдки, не поймете, где заканчиваются поблажки и начинается правосудие!
Я покорно поддерживал зрительный контакт на протяжении всей этой пламенной речи , специально вжавшись спиной в стул.
Какой апломб!.. Это меня уже не впечатляет. Пусть возится, читает морали. Пусть думает, что я его боюсь. Один единственный шанс. От него не пахнет предусмотрительностью или человеческой моралью – скорее, это запах мести. Такой объект не понесет колье на разгромленный прилавок, а будет носить его в нагрудном кармане своего накрахмаленного халатика и периодически совать мне его под нос. Осталось только придумать подходящую для данного случая легенду.
— И что же вы подразумеваете под «инфекцией»? Всех тех несчастных жертв эпидемии Бэтмена?.. Впрочем, я не ищу оправданий. Скорее наоборот. Мой бедный вредный специалист не в курсе, что я никогда не совершаю по одному преступлению за раз... – В последнюю фразу я вложил как можно больше торжествующего злорадства. – И если мне не изменяет память, то больше половины заложников по-прежнему ждут своего спасителя. Но вот ведь загвоздка! Он слишком занят, ублажая меня, и вряд ли поспеет к ним. «За двумя зайцами охотился великий специалист в области арифметики. Сколько из них сгорят заживо?» А, детектив, как вам такая загадка?
По каменной плитке нервно крались отблески покачивающегося светильника, притягивая воспаленные зрачки пациентов Аркхэма. Каждый день, каждая ночь сопровождалась напряженным ожиданием. Ожиданием, когда пойдет трещинами, раскрошиться СИСТЕМА и принесет им нечто НОВОЕ, что еще не воняет грязью, ржавчиной и препаратами. Вот. Сегодня началась уборка на 10 минут раньше. На 5 минут запаздывает уборщик. На 8 минут отстают от графика часы, — и все это говорит о том, что жизнь не обмануть остановившимися стрелками.
А пока, можно пройтись по буйному отделению, почувствовать, как потрескивает под ботинками электрический пол и как тянутся к тебе черные плети рук, обреченных всякий раз довольствоваться пустотой или на худой конец электрошоком.
Я научился примерно себя вести и уже снисходительно поглядываю на свою очаровательную соседку Айви, Ядовитого Плюща, девочку-растение, которая продолжала отчаянно, раз за разом, провоцировать своего надзирателя на новые зверства: отказываясь отдавать свое домашнее растение в руки блюстителей порядка.
Лечение? Да найдите мне хоть одно здравомыслящего человека, который назвал бы это реабилитационными процедурами. Все, кто заперт в этом месте не более чем опасные игрушки одной экспериментальной фабрики, что в свое время наводняли Готэм-сити. Специалисты со всего мира платят бешеные бабки директору нашего «зоопарка», чтобы тот позволил им понаблюдать за своими питомцами.
Ого! Еще одного ведут. Крики и раскатистый хохот длиною в коридор? Значит, буйный. Я даже догадываюсь кто. Лишь один человек на моей памяти может позволить себе смеяться в лицо универсальному носителю боли. Джокер…
Ну вот опять. Из тех 240-ти часов, что мне придется провести здесь, 239 будут испорчены благодаря одному мерзкому клоуну с манией величия. Что меня больше всего расстраивает? Наверное, его отвратительное чувство юмора. А, возможно, тот плачевный итог нашей последней встречи. Тогда Джокеру посчастливилось спасти меня от бывших сообщников и мне пришлось месяц пахать на этого чрезвычайно улыбчивого маньяка. Месяц, который просто-напросто выпал из жизни Загадочника, но навсегда останется в памяти у Эдварда Нигмы.
Тянулись дни. Мистер Лорри, никак не отреагировавший на мой ход, значительно сократил количество посещений. Выговорился?.. Иногда, мне самому приходилось провоцировать этот булыжник, неожиданно «вспоминая» подробности последнего ограбления. Теперь главное — ни в коем случае не потерять наладившийся контакт.
Скоро он мне поверит. Поверит и будет умолять меня рассказать о месте, где по сей день (пришлось несколько продлить мучения моих «жертв») сидят связанные и хныкающие заложники, питаясь дождевыми червями и собственной мочой. Моего беднягу-психиатра выперли из отдела расследований, и теперь ему выпадет сказочный шанс вернуть пригретое местечко. А, затем…
Я лежал на койке, заботливо пристегнутый ремнями, пока медсестра осматривала сломанную кисть. Надо признать, даже в обители чудовищ, коей является «Аркхэм», найдется и несколько красавиц. И вот одна из них – бледная, слегка полноватая женщина с внушительной грудью, глубоким маслянистым взглядом лемурьих глаз и улыбкой Джаконды. Да, похоже, я действительно считал ее совершенством, или, по крайней мере, симпатичным декором, скрашивающим будничное однообразие моего существования.
— И кто же вас так покалечил, Эдвард? Неужели, опять ввязались в драку?.. – Кудахтала моя хлопотунья, бережно стягивая бинты на ладони. «Ввязался в драку?». Пардон, но ни в какие драки, кроме интеллектуальных, я не ввязывался и ввязываться не собираюсь.
Хотя, какое ей дело?..
— На сей раз, драка ввязалась в меня. Видно, некоторых из нас кормят получше.
Лицо Миссис Люмп озаряет веселая усмешка — маленькая награда за подобие юмора. В этом я, если честно, не силен, но видеть улыбку этой простушки вызывает в душе легкую оттепель.
— Обязательно передам кухарке, чтобы этих «некоторых» подержали какое-то время на воде и хлебе, — медсестра заговорщицки подмигнула, несколько секунд сжимая мою перебинтованную ладонь, а, затем, медленно поднялась с табурета. – Ну вот и все. Надеюсь, ближайшие несколько дней вы не будете ломать себе кости. Поправляйтесь.
И вышла. Охранник, что в это время стоял у двери моей клетки, проводил миссис Люмп плотоядным взглядом и отстегнул, наконец, «ремни безопасности».
На самом деле, во всем этом диалоге не было ничего необычного. Драки случались здесь с частотой парижских дуэлей 17 века. Обычно, это были обыкновенные стычки между заключенными, когда грубая сила вкупе с жестокостью искала выход. И, достаточно было одного неосторожного слова, украденного куска соевого мяса (это большее, что могли позволить наши «смотрители»), и все – начиналось короткое, но кровавое шоу, исход которого был известен с самого начала: неделя в изоляторе на голодный желудок или высшая мера наказания – визит в клетку к Убийце Кроку, успевшему прослыть не только крокодилом-мутантом, но и гурманом в области человеческого мяса.
Сегодня вечером моему психиатру пришла в голову чудная идея отправить меня на занятия по групповой терапии к буйным. Для этой цели наш детектив не поленился даже выцыганить у руководства дополнительные бумажечки. Он словно проверял прочность поводка, который ему доверили. Вот ведь конченый тип…
— Сегодня, мистер Нигма, у нас будет немного необычное занятие…
— Знаю-знаю. Вы хотите сводить меня в гости к одной компании хороших ребят, – зло бормочу я в ответ, буравя взглядом прутья решетки.
Лорри прикладывает ладонь к переносице – этот жест по обыкновению означал глубокую задумчивость. Он слишком долго выискивал подходящий ответ моему сарказму. Даже странно. Неужели, он успел забыть все свои наверняка заученные реплики?
— Именно. Мне нравится ваша догадливость, Эдвард, но еще больше меня завораживает ваше абсолютное неумение предугадывать события на несколько ходов вперед, — Очередная порция любезностей, которыми меня одаривал этот недалекий тип, возомнивший себя «вторым Бетменом».
Ну что мне ему ответить? Промолчать? Я промолчу, хотя это будет трудно… Ибо, ни один червяк из этой больницы не смеет бросить вызов моей гениальности!..
— Сейчас я одену на вас вот эти наручники… — Сахарные успокаивающие интонации в голосе Лорри бесили меня все больше. Он откровенно издевался. Общался со мной как с буйно помешанным из той компашки, куда меня, по всей видимости, поведут.
— А можно взять с собой кроссворды, что бы хоть как-то отвлечься от вашей пустой болтовни?
— Нет.
Групповая терапия здесь чем-то напоминает скучные посиделки в летнем лагере для умственно отсталых. Всех нас сажают в небольшой полукруг, и начинается короткий штурм. Тут у них все рассчитано. Разбито по граням. Доведено до абсурда. Сперва – короткий психологический тест: кляксы, карточки, вопросы из серии «national geographic». За ними следует детская игра под названием «удочка»: в бездонный мешок засовывают пару десятков карточек, на которых написаны различные прилагательные-характеристики. Каждый «удит» по одному разу, и с выловленной бумажки должен догадаться о ком или о чем идет речь. Далее – начинается самое интересное. К последней игре нас уже остается человек пять-шесть, которых «отсеяли» благодаря подготовительным тестам, и называется она – «тяжелое психическое прошлое». Все эти игрища, как вы понимаете, ведутся под надзором дюжины охранников с дубинками и электрошоком.
— Ну, Джонатан, что у вас попалось? Читайте, — Вещает улыбчивый психиатр, поглядывая на сутулого неопрятного мужчину 45 лет с грустным, осунувшимся лицом. Тот долго мнет узловатыми пальцами бумажку, попутно озираясь на стоявшего за его спиной надзирателя с неприятно-пугающем блеском в глазах. Каждый твой шаг, каждый твой жест рисует этим людям твое будущее. Недрогнувшей линией кардиографа. Мир, который им никогда не понять, но за который придется расплачиваться.
Наконец, Повелитель Ужаса, отвечает. И голос его напоминает воронье карканье.
— «Пушистый», «Добрый», «Черный»...
— Ну, так что же это, по-вашему?
— Я… Я думаю, это…
— Маленький гоблин в шубе из котят! Ха! Док, только вы один считаете этот вид вымершим?
Все присутствующие машинально обернулись и замерли: на освободившуюся табуретку грубо усадили самого «желанного» гостя на подобных мероприятиях.
Черт! Выходит, зря я надеялся, что клоуна долго продержат в изоляторе. Впрочем, будь это не Джокер, то мне бы даже стало его жалко: на этом человеке просто не было живого места. Левый глаз заплыл, а веко покрылось кровавой пленкой, уродливый шрам – знаменитая «улыбка» немного расширилась, и ее обладатель в моем воображении стал все больше походить на пиранью. У правого виска волосы слиплись, и длинная подсыхающая струйка крови прочертила дорожку до уголка рта. Создалось кошмарное впечатление, словно кто-то решил поиграть на Джокере в «крестики-нолики».
— Сейчас не ВАША очередь, — сухо оборвал клоуна психиатр, и снова обратился с Крейну:
— Продолжайте…
Весь сеанс я чувствовал, что не могу пошевелиться, находясь "под прицелом" черных как ночь глаз своего бывшего сообщника.
Видимо, уши Фреда не воспринимают тонкую иронию. Ясно. Я, как бы невзначай, задел взглядом принесенную мужчиной шкатулку, уточняя: — Там лежат ваши детские фотографии? Или, может, бабушкино вязание? В любом случае, я не рискну сам ее открывать. Соблаговолите, гражданин начальник?
Пальцы Лорри потянулись к крышке. Медленно, с натяжкой он открывал ее, пока не извлек… Я не поверил своим глазам. Черная королева! Колье, которое я спрятал между зеркальной панелью теперь лениво поблескивало на широкой ладони. Нет… Невозможно. Исключено. Милиция бы первым делом занялась обезвреживанием бомбы, а не поиском пропавших украшений! Да чтобы лишь прочесть мою загадку, нужно было повернуть лист бумаги над потолком… Она предназначалась Бэтмену!
— «Разве кошки пьют зеркальное молоко?..» На этот вопрос вам любой мало-мальски читающий школьник ответит. – Фред моментально прижал мою руку к столу, когда я сделал тщедушную попытку проверить ювелирное изделие на подлинность, — А вы – неудавшийся воришка, который всего лишь хотел немного развлечь свое эго. И нет ничего страшного, если взрывом осколков оторвало ногу кассирше. Что поделать? Такова жизнь, верно? Выживают только те, кто прячутся в темном-темном подвале и давятся дозами азарта, считая себя великими наблюдателями в этой игре. Смотри мне в глаза, ублюдок! В глаза, слышишь?!
Его голос звенел не хуже цветных стеклышек с осыпавшейся люстры. Стальной кулак сжался сильнее. Я чувствовал себя словно кролик, попавший в капкан.
Секундная стрелка ударила в спину…
Хруст.
Я честно попытался разжать зубы и открыть глаза.
Странно, что этот сукин сын все еще здесь.
И ждет, когда я начну извиняться перед ним. Перед кассиршей. Перед всем миром.
Наконец, я смог выполнить его «просьбу», успев при этом слегка улыбнуться:
— Что ВАМ надо здесь, в «Аркхэме»? Хотите проверить, читаю ли я молитву по вечерам? Или вас чем-то не устраивает обращение персонала к пациентам? Ну?
Если бы он решил сломать мне все кости, я все равно не смог бы достойно сопротивляться. А ожидание… невыносимо…
Раскаленный металл в глазах Лорри постепенно остывал. Остался лишь густой пар, медленно сочащийся из глазниц.
— Ты безумная сволочь, которой не нужно раскаянье…
— Молодцы, что так быстро все поняли. Оставите меня в покое? – Я буквально шипел сквозь сжатые зубы. Каждое движение кистью руки отдавалось в голове адской болью, но мои мысли сейчас были далеко. Бэтмен, ты все же не лучший детектив города. А жаль. С этим горе психиатром вряд ли придется долго воевать. Он, конечно, не умнее курицы, если решил, что я готов спрятать обыкновенную безделушку. Ювелирное украшение – съемный носитель, способный взломать самую мощную защиту на любом компьютере. Ах да! И огромное спасибо, дяденька, что теперь у меня появилась возможность в очередной раз сбежать отсюда.
— И не надейся.
Мне показалось, или вопрос действительно соответствовал моим мыслям?
Фред разжал свою бульдожью хватку и несколько секунд я мог лишь наблюдать, как вздымаются его широкие плечи, вторя глубокому отрывистому дыханию. Пытается успокоиться. Нервишки, значит, пошаливают. Так, так, так. Мысли о грядущем побеге несколько приглушили боль, впрочем, руку мне уже неоднократно ломали.
Наконец, мой психиатр соблаговолил обратить на меня внимание. Его взгляд напоминал взгляд мстителя в черной маске: прямой, полный решимости и бездушный.
— Думаешь, что в этих стенах ты будешь в безопасности? Законы, правила – они слишком гибкие для тебя, но ведь я смогу зайти гораздо дальше… — Лицо Фреда озарила широкая маниакальная улыбка, — Догадался? Я не простой здешний анальгетик, временно снимающий боль с кровоточащих ран Готэма. Удар будет несколько более мощный… Инфекцию надо полностью уничтожать. Пока вы, сраные ублюдки, не поймете, где заканчиваются поблажки и начинается правосудие!
Я покорно поддерживал зрительный контакт на протяжении всей этой пламенной речи , специально вжавшись спиной в стул.
Какой апломб!.. Это меня уже не впечатляет. Пусть возится, читает морали. Пусть думает, что я его боюсь. Один единственный шанс. От него не пахнет предусмотрительностью или человеческой моралью – скорее, это запах мести. Такой объект не понесет колье на разгромленный прилавок, а будет носить его в нагрудном кармане своего накрахмаленного халатика и периодически совать мне его под нос. Осталось только придумать подходящую для данного случая легенду.
— И что же вы подразумеваете под «инфекцией»? Всех тех несчастных жертв эпидемии Бэтмена?.. Впрочем, я не ищу оправданий. Скорее наоборот. Мой бедный вредный специалист не в курсе, что я никогда не совершаю по одному преступлению за раз... – В последнюю фразу я вложил как можно больше торжествующего злорадства. – И если мне не изменяет память, то больше половины заложников по-прежнему ждут своего спасителя. Но вот ведь загвоздка! Он слишком занят, ублажая меня, и вряд ли поспеет к ним. «За двумя зайцами охотился великий специалист в области арифметики. Сколько из них сгорят заживо?» А, детектив, как вам такая загадка?
По каменной плитке нервно крались отблески покачивающегося светильника, притягивая воспаленные зрачки пациентов Аркхэма. Каждый день, каждая ночь сопровождалась напряженным ожиданием. Ожиданием, когда пойдет трещинами, раскрошиться СИСТЕМА и принесет им нечто НОВОЕ, что еще не воняет грязью, ржавчиной и препаратами. Вот. Сегодня началась уборка на 10 минут раньше. На 5 минут запаздывает уборщик. На 8 минут отстают от графика часы, — и все это говорит о том, что жизнь не обмануть остановившимися стрелками.
А пока, можно пройтись по буйному отделению, почувствовать, как потрескивает под ботинками электрический пол и как тянутся к тебе черные плети рук, обреченных всякий раз довольствоваться пустотой или на худой конец электрошоком.
Я научился примерно себя вести и уже снисходительно поглядываю на свою очаровательную соседку Айви, Ядовитого Плюща, девочку-растение, которая продолжала отчаянно, раз за разом, провоцировать своего надзирателя на новые зверства: отказываясь отдавать свое домашнее растение в руки блюстителей порядка.
Лечение? Да найдите мне хоть одно здравомыслящего человека, который назвал бы это реабилитационными процедурами. Все, кто заперт в этом месте не более чем опасные игрушки одной экспериментальной фабрики, что в свое время наводняли Готэм-сити. Специалисты со всего мира платят бешеные бабки директору нашего «зоопарка», чтобы тот позволил им понаблюдать за своими питомцами.
Ого! Еще одного ведут. Крики и раскатистый хохот длиною в коридор? Значит, буйный. Я даже догадываюсь кто. Лишь один человек на моей памяти может позволить себе смеяться в лицо универсальному носителю боли. Джокер…
Ну вот опять. Из тех 240-ти часов, что мне придется провести здесь, 239 будут испорчены благодаря одному мерзкому клоуну с манией величия. Что меня больше всего расстраивает? Наверное, его отвратительное чувство юмора. А, возможно, тот плачевный итог нашей последней встречи. Тогда Джокеру посчастливилось спасти меня от бывших сообщников и мне пришлось месяц пахать на этого чрезвычайно улыбчивого маньяка. Месяц, который просто-напросто выпал из жизни Загадочника, но навсегда останется в памяти у Эдварда Нигмы.
Тянулись дни. Мистер Лорри, никак не отреагировавший на мой ход, значительно сократил количество посещений. Выговорился?.. Иногда, мне самому приходилось провоцировать этот булыжник, неожиданно «вспоминая» подробности последнего ограбления. Теперь главное — ни в коем случае не потерять наладившийся контакт.
Скоро он мне поверит. Поверит и будет умолять меня рассказать о месте, где по сей день (пришлось несколько продлить мучения моих «жертв») сидят связанные и хныкающие заложники, питаясь дождевыми червями и собственной мочой. Моего беднягу-психиатра выперли из отдела расследований, и теперь ему выпадет сказочный шанс вернуть пригретое местечко. А, затем…
Я лежал на койке, заботливо пристегнутый ремнями, пока медсестра осматривала сломанную кисть. Надо признать, даже в обители чудовищ, коей является «Аркхэм», найдется и несколько красавиц. И вот одна из них – бледная, слегка полноватая женщина с внушительной грудью, глубоким маслянистым взглядом лемурьих глаз и улыбкой Джаконды. Да, похоже, я действительно считал ее совершенством, или, по крайней мере, симпатичным декором, скрашивающим будничное однообразие моего существования.
— И кто же вас так покалечил, Эдвард? Неужели, опять ввязались в драку?.. – Кудахтала моя хлопотунья, бережно стягивая бинты на ладони. «Ввязался в драку?». Пардон, но ни в какие драки, кроме интеллектуальных, я не ввязывался и ввязываться не собираюсь.
Хотя, какое ей дело?..
— На сей раз, драка ввязалась в меня. Видно, некоторых из нас кормят получше.
Лицо Миссис Люмп озаряет веселая усмешка — маленькая награда за подобие юмора. В этом я, если честно, не силен, но видеть улыбку этой простушки вызывает в душе легкую оттепель.
— Обязательно передам кухарке, чтобы этих «некоторых» подержали какое-то время на воде и хлебе, — медсестра заговорщицки подмигнула, несколько секунд сжимая мою перебинтованную ладонь, а, затем, медленно поднялась с табурета. – Ну вот и все. Надеюсь, ближайшие несколько дней вы не будете ломать себе кости. Поправляйтесь.
И вышла. Охранник, что в это время стоял у двери моей клетки, проводил миссис Люмп плотоядным взглядом и отстегнул, наконец, «ремни безопасности».
На самом деле, во всем этом диалоге не было ничего необычного. Драки случались здесь с частотой парижских дуэлей 17 века. Обычно, это были обыкновенные стычки между заключенными, когда грубая сила вкупе с жестокостью искала выход. И, достаточно было одного неосторожного слова, украденного куска соевого мяса (это большее, что могли позволить наши «смотрители»), и все – начиналось короткое, но кровавое шоу, исход которого был известен с самого начала: неделя в изоляторе на голодный желудок или высшая мера наказания – визит в клетку к Убийце Кроку, успевшему прослыть не только крокодилом-мутантом, но и гурманом в области человеческого мяса.
Сегодня вечером моему психиатру пришла в голову чудная идея отправить меня на занятия по групповой терапии к буйным. Для этой цели наш детектив не поленился даже выцыганить у руководства дополнительные бумажечки. Он словно проверял прочность поводка, который ему доверили. Вот ведь конченый тип…
— Сегодня, мистер Нигма, у нас будет немного необычное занятие…
— Знаю-знаю. Вы хотите сводить меня в гости к одной компании хороших ребят, – зло бормочу я в ответ, буравя взглядом прутья решетки.
Лорри прикладывает ладонь к переносице – этот жест по обыкновению означал глубокую задумчивость. Он слишком долго выискивал подходящий ответ моему сарказму. Даже странно. Неужели, он успел забыть все свои наверняка заученные реплики?
— Именно. Мне нравится ваша догадливость, Эдвард, но еще больше меня завораживает ваше абсолютное неумение предугадывать события на несколько ходов вперед, — Очередная порция любезностей, которыми меня одаривал этот недалекий тип, возомнивший себя «вторым Бетменом».
Ну что мне ему ответить? Промолчать? Я промолчу, хотя это будет трудно… Ибо, ни один червяк из этой больницы не смеет бросить вызов моей гениальности!..
— Сейчас я одену на вас вот эти наручники… — Сахарные успокаивающие интонации в голосе Лорри бесили меня все больше. Он откровенно издевался. Общался со мной как с буйно помешанным из той компашки, куда меня, по всей видимости, поведут.
— А можно взять с собой кроссворды, что бы хоть как-то отвлечься от вашей пустой болтовни?
— Нет.
Групповая терапия здесь чем-то напоминает скучные посиделки в летнем лагере для умственно отсталых. Всех нас сажают в небольшой полукруг, и начинается короткий штурм. Тут у них все рассчитано. Разбито по граням. Доведено до абсурда. Сперва – короткий психологический тест: кляксы, карточки, вопросы из серии «national geographic». За ними следует детская игра под названием «удочка»: в бездонный мешок засовывают пару десятков карточек, на которых написаны различные прилагательные-характеристики. Каждый «удит» по одному разу, и с выловленной бумажки должен догадаться о ком или о чем идет речь. Далее – начинается самое интересное. К последней игре нас уже остается человек пять-шесть, которых «отсеяли» благодаря подготовительным тестам, и называется она – «тяжелое психическое прошлое». Все эти игрища, как вы понимаете, ведутся под надзором дюжины охранников с дубинками и электрошоком.
— Ну, Джонатан, что у вас попалось? Читайте, — Вещает улыбчивый психиатр, поглядывая на сутулого неопрятного мужчину 45 лет с грустным, осунувшимся лицом. Тот долго мнет узловатыми пальцами бумажку, попутно озираясь на стоявшего за его спиной надзирателя с неприятно-пугающем блеском в глазах. Каждый твой шаг, каждый твой жест рисует этим людям твое будущее. Недрогнувшей линией кардиографа. Мир, который им никогда не понять, но за который придется расплачиваться.
Наконец, Повелитель Ужаса, отвечает. И голос его напоминает воронье карканье.
— «Пушистый», «Добрый», «Черный»...
— Ну, так что же это, по-вашему?
— Я… Я думаю, это…
— Маленький гоблин в шубе из котят! Ха! Док, только вы один считаете этот вид вымершим?
Все присутствующие машинально обернулись и замерли: на освободившуюся табуретку грубо усадили самого «желанного» гостя на подобных мероприятиях.
Черт! Выходит, зря я надеялся, что клоуна долго продержат в изоляторе. Впрочем, будь это не Джокер, то мне бы даже стало его жалко: на этом человеке просто не было живого места. Левый глаз заплыл, а веко покрылось кровавой пленкой, уродливый шрам – знаменитая «улыбка» немного расширилась, и ее обладатель в моем воображении стал все больше походить на пиранью. У правого виска волосы слиплись, и длинная подсыхающая струйка крови прочертила дорожку до уголка рта. Создалось кошмарное впечатление, словно кто-то решил поиграть на Джокере в «крестики-нолики».
— Сейчас не ВАША очередь, — сухо оборвал клоуна психиатр, и снова обратился с Крейну:
— Продолжайте…
Весь сеанс я чувствовал, что не могу пошевелиться, находясь "под прицелом" черных как ночь глаз своего бывшего сообщника.
четверг, 03 февраля 2011
Белый бультерьер (часть 3.1)
Квартира экономиста располагается на втором этаже, аккурат под маленьким обувным магазинчиком и состоит из двух комнат, ванной, кухни и коридора. Поднимаясь по лестнице, Антон впервые пожалел, что не подписал разрешение на установку лифта. Руки затекли, а его ноша, к концу путешествия, начала потихоньку копошиться, намериваясь спрыгнуть (или, в данном случае, слететь) на пол.
- Цыц! – Теряя терпение рявкнул Антон, покрепче перехватывая собаку одной рукой, а другой пытаясь достать до кармана куртки. «Еще немного…». Все тело трясло от усталости и напряжения. Гимнастическая фигура, обрисовывающая сию живописную картину, скорее всего напоминала «Весы». Наконец, мужчине удалось подцепить заветную связку ключей, и в этот переломный момент Антон в обнимку с бультерьером, следуя неписаным законам физики, шарахнулся об пол. «Вот дьявол…». Экономисту хотелось взвыть от боли и бессилия, но вот дверь распахнулась, лизнув их обоих яркой полоской света. На пороге стояла Анечка с пластмассовым грузовиком. Увидев папу, да еще вместе с собачкой, девочка выронила игрушку, радостно взвизгнула и бросилась обнимать мужчину…
- Ух ты пап! А как его зовут? Где ты его купил? А почему он такой грязный? – Вопросы градом сыпались на Антона, пока тот набирал в ванну горячую воду.
- Так, Аня, не трогай его – он с улицы и, наверняка, весь в болячках. – Экономист вовремя перехватил руку дочери, которая уже тянулась к замотанному в тряпки животному.
- Хорошо, не буду. – Глаза девочки немного потускнели, - но только пока он грязный.
Бультерьер кренделем свернулся в своей импровизированной берлоге, демонстрируя свое откровенное безразличие ко всему, что происходит вокруг.
«Придется после него весь дом хлоркой обрабатывать» - с некоторым сожалением подумал мужчина. Разумеется, он и не рассматривал вариант дальнейшего проживания собаки в квартире. Даже если Анюта после этого перестанет с ним разговаривать. Слишком большая ответственность.
Антон протянул руку к крану, пробуя воду. «Отлично, в самый раз. Ну что, дружище, давай-ка мы смоем с тебя всю эту грязь». Он подошел к собаке, легонько потрепав за белый загривок. Реакции не последовало. Тогда мужчина попросту сгреб бультерьера на руки и бережно отнес в ванную. Аня все это время пританцовывала вокруг него, громко предлагая варианты кличек, но, вскоре, ее голос растворился за шумным потоком воды. Антон, одной рукой мягко придерживая пса под живот, другой осторожно смывал грязную корку с многочисленных ран и порезов.
- Ну, и как же тебя угораздило заработать такие травмы? С сородичами, видать что-то не поделил?
Пальцы нащупали несколько маленьких багровых отверстий, похожих на затянувшиеся пулевые ранения, и в сердце внезапно поселилась неосознанная злость на того, кто решил поиграть в «охотника» и так жестоко обошелся с безвинным существом. Тогда мужчине и в голову не могло прийти, что эти выстрелы могли быть сделаны с целью самозащиты.
Бультерьер предостерегающе заворчал, когда ладонь коснулась морды, однако, в целом, он довольно стойко перенес всю процедуру омовения.
- Золотце, принеси папе с кухни чистое полотенце!
Прошло два часа. За это время, Антон успел осмотреть самые глубокие травмы на теле бультерьера, однако, мысль сразу же продезинфицировать их с помощью йода, спирта и зеленки быстро отпала: пес, единожды побывавший у ветеринара, навсегда запомнит их запах. А, потому, мужчина решил поступить хитрее: оставив собаку, завернутую в два слоя из полотенец, сохнуть у батареи, Антон тихонько удалился на кухню. В холодильнике еще оставалось немного мясного фарша, который планировалось пустить на котлеты, но пришлось отдать его в жертву самому голодному из существ, находящихся в этой квартире. Экономист ловко скрутил несколько мясных «шариков», в один из которых была всунута таблетка снотворного.
«Отлично, теперь осталось накормить нашего гостя…»
Как только Антон вернулся в гостиную, то обнаружил свою дочурку, сидящую рядом с «больным песиком» и ласково гладящую «неприкосновенную» морду бультерьера, который, кстати, ничуть не возражал, умиротворенно прижавшись носом к острой девчоночьей коленке.
- Аня! Я же просил тебя! Он может быть заразным! В конце концов, это дикий зверь!
Девочка резко отпрянула, одарив отца сердитым взглядом.
- Единственный дикий зверь в этой комнате – это ты, па! – И дверь за Аниной спиной резко захлопнулась.
Мужчина только покачал головой. «И что мне с ней делать?..» Затем он снова повернулся к собаке и протянул ему тарелку с мясом.
- Угощайся, найденыш. Приятного аппетита.
Пес даже не повернул головы. На все попытки заставить собаку хоть немного поесть он отвечал неизменным рычанием, пару раз для острастки сомкнув челюсти в миллиметре от руки Антона. Пришлось отступиться.
Вечером экономист долго разговаривал с дочерью, и она, в конце концов, смирилась с тем фактом, что собачка у них просто переночует, однако, поставив отцу жесткий ультиматум: пес обязательно должен спать на подушке и с одеялом.
Неизвестно, слышал ли бультерьер их беседу или просто ему надоело лежать на одном месте, но, когда Антон вернулся в комнату, тарелка была начисто вылизана, а сама собака удобно расположилась поперек его кровати.
Всю ночь, мужчина ворочался на диване, так и не решившись согнать столь наглого гостя со своей постели. Сон долго не желал открывать свои врата, для усталого и беспокойного разума, и лишь короткие обрывки воспоминаний периодически мелькали, складываясь в абстракционистские рисунки.
Дзинь! В не выспавшуюся голову ударила сильная звуковая волна будильника.
« Неужели, уже утро…»
Антон упрямо отвернулся к спинке дивана, натянув на голову зеленый выцветший плед.
Прошла минута. Другая. Свет ослепительной молнией ударил ему в спину, тут же проникнув сквозь плотную броню из импровизированного одеяла. Утро. Как же экономист ненавидел это слово! Оно означало появления еще одной страницы в дневнике его, уже довольно затянувшейся автобиографии. И, хотя, сегодня было воскресенье, Антону было необходимо поскорее увести бездомного пса из дома, пока Анюта все еще спит: он не хотел расстроить ее еще больше минутой расставания с уже полюбившимся питомцем.
Мужчина тихо встал, принял душ, оделся, открыл дверь в свою комнату и… Замер.
На кровати лежал абсолютно голый мальчишка, уютно скрутившийся под одеялом. Белые волосы причудливым ершиком разметались по подушке, тонкие пальцы с выступающими косточками обнимали плюшевого кролика с надгрызенным ухом (видно, Анюта еще ночью подложила собачке свою игрушку, чтобы ей не было одиноко).
Антон тихо опустился на колени. «Тот самый парень… Здесь? Но как?! Почему?! Я же помню, что дверь была закрыта! Закрыта!.. И куда делась, черт возьми, эта собака?!».
Глубоко пораженный мужчина несколько раз моргнул, в попытке смахнуть наваждение, но нет. Ребенок по-прежнему мирно спал на кровати, когда сам Антон метался между тем, чтобы вызвать милицию или вернуться к себе на диван. «Наверняка… Наверняка это от недосыпания… ведь не может же быть, что бы вчера вечером была собака, а утром – уже человек!»
Экономист никогда не верил в заколдованных принцев и принцесс, но после того, что он увидел, можно было смело убеждаться в обратном.
Мальчик лениво открыл один глаз, удивленно прошептав:
- Вот так встреча.... Какими судьбами?
И тут разум Антона не выдержал, вырвавшись в хриплый задушенный вопль:
- Аааааа…..
- Да не ори ты. Щенка своего разбудишь. – Клауд поморщился, садясь на кровати. Вчерашние события витали в комнате, облачившись в многочисленные запахи, которые помогали оборотню обрисовать более четкую картину происходящего, - Я тоже не очень-то рад нашей встрече, но я же не вою на всю квартиру.
Антон замолчал, поняв, что выглядит до невозможности глупо, и принялся рассуждать здраво: «Ладно… Допустим, этот парень каким-то чудным образом оказался в моей комнате, на моей кровати вместо той самой белой собаки. И что? Несмотря на мистику своего появления, он ранен и слаб, и уж тем более не попытается что-либо мне сделать».
Такой порядок вещей немного успокоил мужчину, и он твердо направился к кровати.
- Клауд, да? Так тебя зовут?.. – Антон вздохнул, разгоняя по углам остатки религиозного ужаса, перед возможной «нечистой силой», - Что ты делаешь в моей квартире?
- Я? Мне самому это безумно интересно. – Клауд говорил с трудом, пропуская слова сквозь болезненно сжатые зубы, - Но, похоже, ты сам принес меня сюда.
«Вот, дохлая крыса! Я поклялся Хозяину, что ни один человек на земле не узнает мою тайну… Выходит, я обманул его доверие».
Антону вновь стало не по себе от этого голоса. Он вообще старался не смотреть на худую бледную фигуру с проступающими сквозь тонкую кожу ребрами. Тусклый свет мягко обрисовывал талию и идеально ровные плечи, матовым пятном ложился на плоский упругий живот, едва прикрытый спадающим к бедрам одеялом.
- Можешь не отводить взгляд… Свой страх от меня не спрячешь.
- А кто сказал, что мне страшно? Мне противно, что моя комната постепенно превращается в нудистский пляж! Оденься немедленно, тогда и поговорим. – Голос экономиста заметно дрожал, пока тот судорожно выворачивал содержимое своего шкафчика. «Хоть бы дочка не вошла».
Вскоре на кровати выросла внушительная куча разномастного тряпья, из которой мальчишке пришлось выбрать подходящие по размеру вещи.
Клауд одевался медленно, так как сломанные ребра вновь напомнили о себе болью в груди и боку.
- И тебе разве не стыдно! Отвернись хотя бы. – Попросил Антон, невольно наблюдавший за этим действом.
- Тебе стыдно – ты и отворачивайся! – Огрызнулись в ответ.
Когда Клауд полностью оделся, мужчина сел рядом с ним на кровать:
- Послушай… Я знаю, что тебе было плохо в больнице и ты…
- Секундочку, я не ослышался? Ты сам подобрал меня на улице и принес в дом. Сам накормил меня снотворным. Сам. Я все это время был либо в прострации, либо в отключке, иначе ни в коем случае не позволил бы всему этому произойти. – Серьезно начал бультерьер, - Но раз уж все это произошло… Я должен тебя убить.
Колеса дорогого серебристого джипа мягко скрипнули, останавливаясь напротив каменистой тропинки, ведущей к поместью «Hopeark». «Что ж, вкус моего отца всегда оставлял желать лучшего» - молодой мужчина на вид 28 лет придирчиво осмотрел обветшалое здание. Кристиан Росси – единственный наследник, упомянутый в завещании покойно Бальдазара, внебрачный сын, обязан своим появлением бутылке старого французского вина и молоденькой девице, по неопытности, ухлестывающей за богатым и статным мужчиной, тогда еще «принцем» теневой экономики на сицилийских берегах.
Рождения Кристиана не было предусмотрено в плотном графике амбициозного мафиози, и ребенок с наметившейся супругой были отосланы в некую безымянную деревеньку, чтобы сложить кости на черной земле «аграрных предпринимателей». Но Кристиан, с детства привыкший зубами прокладывать себе дорогу, сумел пробиться в одну из рабочих парий, где буквально за несколько месяцев занял место «правой руки» партийного лидера.
Эта должность стала красной точкой отсчета, откуда стартовал Росси младший. Впоследствии, он занимался торговлей, выпускал газеты и даже работал гидом на прогулочном катере. Высшее образование он так и не получил, но в его «бизнесе» оно не играло решающей роли. Нужна была твердость, крепкая хватка и знание внутреннего рынка, что уже было заложено в его характере, едва ли не на генетическом уровне.
С отцом он встретился как раз на морском судне, где люди Бальдазара занимались «прощупыванием» очередного делового партнеришку. Разговор был коротким. Старый мафиози признался, что следил за ним с самого начала «карьеры» и даже присылал деньги, которые почему-то не доходили в руки бедного сына. Впрочем, Кристиана уже не интересовало его раскаянье, его интересовала работа, которой Росси тут же обеспечил своего отпрыска.
С закатом мафии, Кристиан вслед за отцом уехал из страны и исчез на некоторое время. Теперь же, получив звонок от секретаря Росси, он, полный надежд, приехал в Москву, дабы получить завещанную сумму денег, включавшую в себя стоимость всей недвижимости покойного.
Молодой человек еще раз осмотрелся. Голые ветки черными кольями торчали вокруг поседевших от снега кустов, а позади самого особняка земля резко уходила вниз, образуя глубокую выбоину, которые обычно остаются после снарядов. «Одиночество порождает запустение… Неудивительно, что никто из подручных Бальдазара не возжелал поселиться на этом лакомом кусочке земли. Наверное, здесь бы неплохо снимать фильмы ужасов» - размышлял Кристиан, медленно направляясь к входной двери. Он слишком хорошо изучил людей, что бы догадаться о том, что входная дверь уже была кем-то взломана. Деньги, ценные бумаги – все это Росси так небрежно хранил в своих ящиках, вместе со своим револьвером – олицетворением гангстерского прошлого.
Внезапно, Кристиан остановился. Что-то холодное неприятно обожгло затылок. Такое ощущение возникает, если долго и непрерывно смотришь в пустые глазницы. Он резко обернулся и встретился взглядом со странным пареньком в коричневой куртке.
- Приятно видеть новые лица, - Голос отстраненный, со сладкими тягучими интонациями. Такими сладкими, что можно смело черпать ложкой вересковый мед. А взгляд пустой, наполненный искусственным дружелюбием.
- Здравствуй. – Холодно отозвался Кристиан, - Ты здесь живешь? Хорошо знаешь местных?
«Нужно сразу понять, не это ли тот загадочный посягатель, так дружелюбно открыв мне, сыну Бальдазара, дверь в поместье».
Парень пожал плечами:
- Не слишком хорошо. Недостаточно хорошо, но, единственное, я знаю только то, что сейчас в этом особняке живет больной человек. И будет жить там до того момента, пока о его существовании не вспомнят местные власти.
- Вот как? И кто же этот больной человек?.. – Осторожно поинтересовался Кристиан. Он не хотел сразу представляться, однако, этот незнакомец явно был в курсе того, что сейчас происходит на завещанных ему угодьях.
- О, не имею ни малейшего понятья. Знаю лишь то, что именно этот человек убил вашего отца. – Непринужденно отвечал паренек, поглядывая куда-то за спину молодого наследника.
Пришелец замер. Он и представить себе не мог, что его вот так просто впутают в историю, связанную с гибелью Бальдазара. Более того, Кристиан был твердо уверен, что убийца его отца не станет так нагло врываться в его владения. «Кто же этот парень?.. Как он мог узнать про меня?..»
Внезапно незнакомец резко подхватил его под руку:
- Ну что же вы? Пойдемте осматривать особняк. Заодно и познакомитесь!
«Сегодня, наверняка будет страшно весело…» - Ворс мысленно облизнулся, глядя в широко распахнутые, полные негодования, зеленые глаза.
Квартира экономиста располагается на втором этаже, аккурат под маленьким обувным магазинчиком и состоит из двух комнат, ванной, кухни и коридора. Поднимаясь по лестнице, Антон впервые пожалел, что не подписал разрешение на установку лифта. Руки затекли, а его ноша, к концу путешествия, начала потихоньку копошиться, намериваясь спрыгнуть (или, в данном случае, слететь) на пол.
- Цыц! – Теряя терпение рявкнул Антон, покрепче перехватывая собаку одной рукой, а другой пытаясь достать до кармана куртки. «Еще немного…». Все тело трясло от усталости и напряжения. Гимнастическая фигура, обрисовывающая сию живописную картину, скорее всего напоминала «Весы». Наконец, мужчине удалось подцепить заветную связку ключей, и в этот переломный момент Антон в обнимку с бультерьером, следуя неписаным законам физики, шарахнулся об пол. «Вот дьявол…». Экономисту хотелось взвыть от боли и бессилия, но вот дверь распахнулась, лизнув их обоих яркой полоской света. На пороге стояла Анечка с пластмассовым грузовиком. Увидев папу, да еще вместе с собачкой, девочка выронила игрушку, радостно взвизгнула и бросилась обнимать мужчину…
- Ух ты пап! А как его зовут? Где ты его купил? А почему он такой грязный? – Вопросы градом сыпались на Антона, пока тот набирал в ванну горячую воду.
- Так, Аня, не трогай его – он с улицы и, наверняка, весь в болячках. – Экономист вовремя перехватил руку дочери, которая уже тянулась к замотанному в тряпки животному.
- Хорошо, не буду. – Глаза девочки немного потускнели, - но только пока он грязный.
Бультерьер кренделем свернулся в своей импровизированной берлоге, демонстрируя свое откровенное безразличие ко всему, что происходит вокруг.
«Придется после него весь дом хлоркой обрабатывать» - с некоторым сожалением подумал мужчина. Разумеется, он и не рассматривал вариант дальнейшего проживания собаки в квартире. Даже если Анюта после этого перестанет с ним разговаривать. Слишком большая ответственность.
Антон протянул руку к крану, пробуя воду. «Отлично, в самый раз. Ну что, дружище, давай-ка мы смоем с тебя всю эту грязь». Он подошел к собаке, легонько потрепав за белый загривок. Реакции не последовало. Тогда мужчина попросту сгреб бультерьера на руки и бережно отнес в ванную. Аня все это время пританцовывала вокруг него, громко предлагая варианты кличек, но, вскоре, ее голос растворился за шумным потоком воды. Антон, одной рукой мягко придерживая пса под живот, другой осторожно смывал грязную корку с многочисленных ран и порезов.
- Ну, и как же тебя угораздило заработать такие травмы? С сородичами, видать что-то не поделил?
Пальцы нащупали несколько маленьких багровых отверстий, похожих на затянувшиеся пулевые ранения, и в сердце внезапно поселилась неосознанная злость на того, кто решил поиграть в «охотника» и так жестоко обошелся с безвинным существом. Тогда мужчине и в голову не могло прийти, что эти выстрелы могли быть сделаны с целью самозащиты.
Бультерьер предостерегающе заворчал, когда ладонь коснулась морды, однако, в целом, он довольно стойко перенес всю процедуру омовения.
- Золотце, принеси папе с кухни чистое полотенце!
Прошло два часа. За это время, Антон успел осмотреть самые глубокие травмы на теле бультерьера, однако, мысль сразу же продезинфицировать их с помощью йода, спирта и зеленки быстро отпала: пес, единожды побывавший у ветеринара, навсегда запомнит их запах. А, потому, мужчина решил поступить хитрее: оставив собаку, завернутую в два слоя из полотенец, сохнуть у батареи, Антон тихонько удалился на кухню. В холодильнике еще оставалось немного мясного фарша, который планировалось пустить на котлеты, но пришлось отдать его в жертву самому голодному из существ, находящихся в этой квартире. Экономист ловко скрутил несколько мясных «шариков», в один из которых была всунута таблетка снотворного.
«Отлично, теперь осталось накормить нашего гостя…»
Как только Антон вернулся в гостиную, то обнаружил свою дочурку, сидящую рядом с «больным песиком» и ласково гладящую «неприкосновенную» морду бультерьера, который, кстати, ничуть не возражал, умиротворенно прижавшись носом к острой девчоночьей коленке.
- Аня! Я же просил тебя! Он может быть заразным! В конце концов, это дикий зверь!
Девочка резко отпрянула, одарив отца сердитым взглядом.
- Единственный дикий зверь в этой комнате – это ты, па! – И дверь за Аниной спиной резко захлопнулась.
Мужчина только покачал головой. «И что мне с ней делать?..» Затем он снова повернулся к собаке и протянул ему тарелку с мясом.
- Угощайся, найденыш. Приятного аппетита.
Пес даже не повернул головы. На все попытки заставить собаку хоть немного поесть он отвечал неизменным рычанием, пару раз для острастки сомкнув челюсти в миллиметре от руки Антона. Пришлось отступиться.
Вечером экономист долго разговаривал с дочерью, и она, в конце концов, смирилась с тем фактом, что собачка у них просто переночует, однако, поставив отцу жесткий ультиматум: пес обязательно должен спать на подушке и с одеялом.
Неизвестно, слышал ли бультерьер их беседу или просто ему надоело лежать на одном месте, но, когда Антон вернулся в комнату, тарелка была начисто вылизана, а сама собака удобно расположилась поперек его кровати.
Всю ночь, мужчина ворочался на диване, так и не решившись согнать столь наглого гостя со своей постели. Сон долго не желал открывать свои врата, для усталого и беспокойного разума, и лишь короткие обрывки воспоминаний периодически мелькали, складываясь в абстракционистские рисунки.
Дзинь! В не выспавшуюся голову ударила сильная звуковая волна будильника.
« Неужели, уже утро…»
Антон упрямо отвернулся к спинке дивана, натянув на голову зеленый выцветший плед.
Прошла минута. Другая. Свет ослепительной молнией ударил ему в спину, тут же проникнув сквозь плотную броню из импровизированного одеяла. Утро. Как же экономист ненавидел это слово! Оно означало появления еще одной страницы в дневнике его, уже довольно затянувшейся автобиографии. И, хотя, сегодня было воскресенье, Антону было необходимо поскорее увести бездомного пса из дома, пока Анюта все еще спит: он не хотел расстроить ее еще больше минутой расставания с уже полюбившимся питомцем.
Мужчина тихо встал, принял душ, оделся, открыл дверь в свою комнату и… Замер.
На кровати лежал абсолютно голый мальчишка, уютно скрутившийся под одеялом. Белые волосы причудливым ершиком разметались по подушке, тонкие пальцы с выступающими косточками обнимали плюшевого кролика с надгрызенным ухом (видно, Анюта еще ночью подложила собачке свою игрушку, чтобы ей не было одиноко).
Антон тихо опустился на колени. «Тот самый парень… Здесь? Но как?! Почему?! Я же помню, что дверь была закрыта! Закрыта!.. И куда делась, черт возьми, эта собака?!».
Глубоко пораженный мужчина несколько раз моргнул, в попытке смахнуть наваждение, но нет. Ребенок по-прежнему мирно спал на кровати, когда сам Антон метался между тем, чтобы вызвать милицию или вернуться к себе на диван. «Наверняка… Наверняка это от недосыпания… ведь не может же быть, что бы вчера вечером была собака, а утром – уже человек!»
Экономист никогда не верил в заколдованных принцев и принцесс, но после того, что он увидел, можно было смело убеждаться в обратном.
Мальчик лениво открыл один глаз, удивленно прошептав:
- Вот так встреча.... Какими судьбами?
И тут разум Антона не выдержал, вырвавшись в хриплый задушенный вопль:
- Аааааа…..
- Да не ори ты. Щенка своего разбудишь. – Клауд поморщился, садясь на кровати. Вчерашние события витали в комнате, облачившись в многочисленные запахи, которые помогали оборотню обрисовать более четкую картину происходящего, - Я тоже не очень-то рад нашей встрече, но я же не вою на всю квартиру.
Антон замолчал, поняв, что выглядит до невозможности глупо, и принялся рассуждать здраво: «Ладно… Допустим, этот парень каким-то чудным образом оказался в моей комнате, на моей кровати вместо той самой белой собаки. И что? Несмотря на мистику своего появления, он ранен и слаб, и уж тем более не попытается что-либо мне сделать».
Такой порядок вещей немного успокоил мужчину, и он твердо направился к кровати.
- Клауд, да? Так тебя зовут?.. – Антон вздохнул, разгоняя по углам остатки религиозного ужаса, перед возможной «нечистой силой», - Что ты делаешь в моей квартире?
- Я? Мне самому это безумно интересно. – Клауд говорил с трудом, пропуская слова сквозь болезненно сжатые зубы, - Но, похоже, ты сам принес меня сюда.
«Вот, дохлая крыса! Я поклялся Хозяину, что ни один человек на земле не узнает мою тайну… Выходит, я обманул его доверие».
Антону вновь стало не по себе от этого голоса. Он вообще старался не смотреть на худую бледную фигуру с проступающими сквозь тонкую кожу ребрами. Тусклый свет мягко обрисовывал талию и идеально ровные плечи, матовым пятном ложился на плоский упругий живот, едва прикрытый спадающим к бедрам одеялом.
- Можешь не отводить взгляд… Свой страх от меня не спрячешь.
- А кто сказал, что мне страшно? Мне противно, что моя комната постепенно превращается в нудистский пляж! Оденься немедленно, тогда и поговорим. – Голос экономиста заметно дрожал, пока тот судорожно выворачивал содержимое своего шкафчика. «Хоть бы дочка не вошла».
Вскоре на кровати выросла внушительная куча разномастного тряпья, из которой мальчишке пришлось выбрать подходящие по размеру вещи.
Клауд одевался медленно, так как сломанные ребра вновь напомнили о себе болью в груди и боку.
- И тебе разве не стыдно! Отвернись хотя бы. – Попросил Антон, невольно наблюдавший за этим действом.
- Тебе стыдно – ты и отворачивайся! – Огрызнулись в ответ.
Когда Клауд полностью оделся, мужчина сел рядом с ним на кровать:
- Послушай… Я знаю, что тебе было плохо в больнице и ты…
- Секундочку, я не ослышался? Ты сам подобрал меня на улице и принес в дом. Сам накормил меня снотворным. Сам. Я все это время был либо в прострации, либо в отключке, иначе ни в коем случае не позволил бы всему этому произойти. – Серьезно начал бультерьер, - Но раз уж все это произошло… Я должен тебя убить.
Колеса дорогого серебристого джипа мягко скрипнули, останавливаясь напротив каменистой тропинки, ведущей к поместью «Hopeark». «Что ж, вкус моего отца всегда оставлял желать лучшего» - молодой мужчина на вид 28 лет придирчиво осмотрел обветшалое здание. Кристиан Росси – единственный наследник, упомянутый в завещании покойно Бальдазара, внебрачный сын, обязан своим появлением бутылке старого французского вина и молоденькой девице, по неопытности, ухлестывающей за богатым и статным мужчиной, тогда еще «принцем» теневой экономики на сицилийских берегах.
Рождения Кристиана не было предусмотрено в плотном графике амбициозного мафиози, и ребенок с наметившейся супругой были отосланы в некую безымянную деревеньку, чтобы сложить кости на черной земле «аграрных предпринимателей». Но Кристиан, с детства привыкший зубами прокладывать себе дорогу, сумел пробиться в одну из рабочих парий, где буквально за несколько месяцев занял место «правой руки» партийного лидера.
Эта должность стала красной точкой отсчета, откуда стартовал Росси младший. Впоследствии, он занимался торговлей, выпускал газеты и даже работал гидом на прогулочном катере. Высшее образование он так и не получил, но в его «бизнесе» оно не играло решающей роли. Нужна была твердость, крепкая хватка и знание внутреннего рынка, что уже было заложено в его характере, едва ли не на генетическом уровне.
С отцом он встретился как раз на морском судне, где люди Бальдазара занимались «прощупыванием» очередного делового партнеришку. Разговор был коротким. Старый мафиози признался, что следил за ним с самого начала «карьеры» и даже присылал деньги, которые почему-то не доходили в руки бедного сына. Впрочем, Кристиана уже не интересовало его раскаянье, его интересовала работа, которой Росси тут же обеспечил своего отпрыска.
С закатом мафии, Кристиан вслед за отцом уехал из страны и исчез на некоторое время. Теперь же, получив звонок от секретаря Росси, он, полный надежд, приехал в Москву, дабы получить завещанную сумму денег, включавшую в себя стоимость всей недвижимости покойного.
Молодой человек еще раз осмотрелся. Голые ветки черными кольями торчали вокруг поседевших от снега кустов, а позади самого особняка земля резко уходила вниз, образуя глубокую выбоину, которые обычно остаются после снарядов. «Одиночество порождает запустение… Неудивительно, что никто из подручных Бальдазара не возжелал поселиться на этом лакомом кусочке земли. Наверное, здесь бы неплохо снимать фильмы ужасов» - размышлял Кристиан, медленно направляясь к входной двери. Он слишком хорошо изучил людей, что бы догадаться о том, что входная дверь уже была кем-то взломана. Деньги, ценные бумаги – все это Росси так небрежно хранил в своих ящиках, вместе со своим револьвером – олицетворением гангстерского прошлого.
Внезапно, Кристиан остановился. Что-то холодное неприятно обожгло затылок. Такое ощущение возникает, если долго и непрерывно смотришь в пустые глазницы. Он резко обернулся и встретился взглядом со странным пареньком в коричневой куртке.
- Приятно видеть новые лица, - Голос отстраненный, со сладкими тягучими интонациями. Такими сладкими, что можно смело черпать ложкой вересковый мед. А взгляд пустой, наполненный искусственным дружелюбием.
- Здравствуй. – Холодно отозвался Кристиан, - Ты здесь живешь? Хорошо знаешь местных?
«Нужно сразу понять, не это ли тот загадочный посягатель, так дружелюбно открыв мне, сыну Бальдазара, дверь в поместье».
Парень пожал плечами:
- Не слишком хорошо. Недостаточно хорошо, но, единственное, я знаю только то, что сейчас в этом особняке живет больной человек. И будет жить там до того момента, пока о его существовании не вспомнят местные власти.
- Вот как? И кто же этот больной человек?.. – Осторожно поинтересовался Кристиан. Он не хотел сразу представляться, однако, этот незнакомец явно был в курсе того, что сейчас происходит на завещанных ему угодьях.
- О, не имею ни малейшего понятья. Знаю лишь то, что именно этот человек убил вашего отца. – Непринужденно отвечал паренек, поглядывая куда-то за спину молодого наследника.
Пришелец замер. Он и представить себе не мог, что его вот так просто впутают в историю, связанную с гибелью Бальдазара. Более того, Кристиан был твердо уверен, что убийца его отца не станет так нагло врываться в его владения. «Кто же этот парень?.. Как он мог узнать про меня?..»
Внезапно незнакомец резко подхватил его под руку:
- Ну что же вы? Пойдемте осматривать особняк. Заодно и познакомитесь!
«Сегодня, наверняка будет страшно весело…» - Ворс мысленно облизнулся, глядя в широко распахнутые, полные негодования, зеленые глаза.
вторник, 01 февраля 2011
Белый бультерьер (часть 2)
Бежевое небо расправляло крылья над тускнеющим городом, а последние снежинки нехотя опускались на головы прохожих. Каролина в детском упоении шагала через городской парк, весело загребая спицеобразными ножками пушистые снежные комья, однако, веселость ее была отчасти наигранной, ведь Снап, за всю дорогу сказал ей не больше десяти слов. Вот так, после стольких лет разлуки, ему даже не о чем с ней поговорить! «Ты так изменился… Смотришь на меня отчужденно… Я знаю, ты и раньше не общался с теми, кто был ниже тебя по рангу, но я всегда была твоим собеседником, всегда. Так насколько мне нужно стать сильнее, чтобы ты позволил мне быть к тебе хоть чуточку ближе?!»
- Так ты живешь в русской семье? – Голос Клауда заставил девочку «вынырнуть» из омута горьких мыслей.
- Да, живу. – Рассеянный ответ. – Мне нравятся русские. Эти люди очень открытые, добрые. Меня даже приняли в семью, как равную. Представляешь? Многие сверстники, живущие в человеческих семьях, мне завидуют!
- И тебя это привлекает? По мне так лучше вообще не иметь хозяев, чем быть собачкой русского. Они все поголовно помешаны на собственных амбициях, водке и героизме, опять-таки, проистекающем из водки. – Клауд задумчиво хрустел крекером, - а что может быть хуже пьяного русского?
- Да тебя послушай – ты всех критикуешь: меня, хозяина, русских, англичан, всю нашу планету! Вот только эти гадкие жестокие бои ты возносишь чуть ли не до уровня высшей добродетели! Я тебя действительно не понимаю! – В сердцах выкрикнула Кора, попытавшись выхватить из рук оборотня измятую пачку печенья. Не вышло. Мальчишка резко перехватил ее тонкое запястье, заглядывая в полные боли глаза:
- А мне и не нужно твое понимание. Я полностью разделяю интересы своего хозяина.
- Тогда, на корабле, ты говорил о людях иначе.
- Да ну? Это было давно. Теперь я многое понял.
- Что же ты понял? Что?! Я всегда уважала тебя за твою самодостаточность, независимость и упорство, но, сейчас ты все больше становишься похожим на старика Ворса!
- Конечно, мы все уважаем те качества, которые не имеем в себе самом. – Клауд протянул ей крекеры. «Как тебе повезло, Кора, что вчера вечером я убил ту собаку…»
Девочка, видно, почувствовала настроение своего старого знакомого, а, потому, больше не возвращалась к этой теме. Никогда.
- Кстати, а что ты делаешь в этом районе?
- Я мог бы то же самое спросить у тебя. Нашла, понимаешь ли, место для прогулок…
Каролина прыснула.
- Ни за что не поверишь, но я искала библиотеку!
Спустя полчаса непринужденной беседы, они расстались. Коре так и не удалось узнать, что же привело белого бультерьера в эту необычайно пустынную ячейку города, но, как только, в переулок свернул глянцево-черный «Lancia», парень быстро попрощался с ней, и скрылся за углом соседнего дома.
«Вот черт! Неужели он все-таки отправился на эту встречу...»
- Странный ты человек, Росси… Смелый, но странный… - Катиз потягивал слова, словно смаковал знаменитый своей стоимостью коктейль Sapphire Martini, - Ты не принес мне мои деньги, но зато принес свое бесполезное тело. Как думаешь, я сильно огорчен? – Пурпурный перстень на толстом ухоженном пальце монотонно постукивал о гладкую поверхность стола.
Бальдазар не шевелился. Он знал, что поступает дерзко и что приговор не заставит себя ждать, но все же был готов к этому. «Клауд, ты был прав, малыш, когда сказал, что я вру себе о своем одиночестве. Я не одинок, но боялся признать себе, что сам оттолкнул близких мне людей. Как оттолкнул тебя… И лишь теперь, когда моя смерть неизбежна, я рад, что у меня нет семьи».
- Ну, ты так и будешь молчать? Я, кажется, задал вопрос. – Глава русской мафии раздраженно скривился.
- А что ты хочешь услышать? На моем мелком предприятии работают и твои люди. Они регулярно отмывают денежки, догадайся в чью пользу. И как мне прикажешь собирать необходимую сумму? Я не могу так ловко организовать свою бухгалтерию, как организовал ее ты, - итальянец усмехнулся, разбавив улыбку легким сарказмом. Бровь Катиза едва заметно дернулась.
- Что же, времени я дал тебе предостаточно. Остальное – не мои проблемы. Жаль потраченных на тебя денег… Но, надеюсь, удовольствие, которое я получу от расправы с тобой и твоими родственниками это компенсирует. Эй, ребятки…
Катиз не договорил. В дверь квартиры робко постучали.
Двое высоких мужчин с одинаково коротко стриженными волосами, синхронно повернулись к Крестному отцу, ожидая дальнейших распоряжений:
- Если это милиция, заплатите им денег и скажите, что я меня сейчас нет в городе, - привычно приказал мужчина, со скучающим видом наблюдая, как его «орлы» летят исполнять приказ.
- А теперь вернемся к нашему разговору… - Катиз извлек черный «браунинг» из верхнего ящика стола и ленивым жестом взвел курок. Бальдазар бессильно опустил голову. «Пора прощаться…». Нет сил смотреть в черное дуло своей смерти. Он сам нашел ее здесь…
Из коридора послышались голоса.
- Чего тебе, мальчик?
- Я принес письмо господину Катизу от главы промышленного комплекса г-на Белозерова.
- Хозяин сейчас занят. Дай-ка мне сюда свое письмо и проваливай.
- Но мне приказали встретиться с ним лично!
- Проваливай, я сказал!
- Вы не понимаете всю важность…
Из кабинета доносится короткий выстрел.
Антон в последний раз клацнул мышкой, закрывая документ. «Ну вот и все…». Мужчина снял очки в элегантной темно-бардовой оправе и протер глаза. На циферблате уже давно высветились заветные 17:00, но он не мог покинуть рабочее место, пока не будет доделан отчет. Таков уж был характер Антона Игоревича – ни в коем случае не уронить свой авторитет исполнительного и трудолюбивого человека. Он аккуратно задвинул стул и пошел к вешалке (свою верхнюю одежду мужчина никогда не сдавал в общий гардероб, что крайне раздражало его сотрудников).
- А чего домой еще не ушел? Папа Карло ты наш. – Секретарша игриво улыбнулась, собирая со стола Антона рабочие папки и пустую кофейную чашку, - тебе за сверхурочные ни копейки не заплатят.
-У меня дела на месяц распланированы. Я должен все в срок успевать, - Мужчина ответно улыбнулся, неспешно, с расстановкой, одеваясь. – А ты почему не уходишь?
Римма совсем по-детски надула яркие губки: - А то сам не знаешь. Валерий Федотович меня сегодня в ресторан пригласил. – В сладком голосе секретарши почему-то не прослеживалась обычная в ее случае «профессиональная радость».
Причина внезапной грусти была Антону не ясна, и более того, безразлична. Он недолюбливал Римму. За ее смолянисто-черные цыганские кудри, томные лемурьи глазки и нимфетскую кокетливость. За то, что она была женщиной. Простой безответственной женщиной, которая, подобно ночной бабочке, могла в любой момент упорхнуть из его жизни. И никогда не вернуться.
По дороге из офиса, Антон наткнулся на своего приятеля, Леонида, который отоваривался в соседнем ларьке. Леонид – редкое имя, весьма туманно описывало его скупую меркантильную личность, работающую гематологом в городской больнице. Друзья в шутку прозвали его Леоном-киллером, за выдающийся цинизм и любовь к черному юмору. Экономист водил с ним дружбу еще со школьной скамьи, давал тогда еще крупному хулигану списывать контрольные, а, взамен, «донашивал» его многочисленных кинутых подружек.
- О, здрасти! Как поживают нынче обиженные пролетарии? - Лео быстро расплатился и направился в мою сторону, явно желая продолжить начатый разговор.
- Привет. Нормально поживают, вот только им интересно знать, с чего это они обиженные? – Мужчина устало вздохнул, поглядывая на внушительный пакет в руках товарища.
- Обиженные, потому что денежками обделенные. Ну, мне самому в голодную петлю еще рановато – богатыми пациентами перебиваюсь, а ты гниешь на этой паскудной работенке с дочерью на руках. – Незамедлительно пояснил Леонид.
- Ничего. У нас в семье этой проблемы пока не возникало. А работа у меня, может, и не самая лучшая, но мне нравится расчетная математика. Кстати, помнится, ты мне рассказывал, что собирался за границу уезжать по контракту?
- Не вышло. Передумал я. – Гематолог на секунду запнулся, и тут его глаза довольно засияли: - Слышь, Тохан, у меня ключи от травматологии. Там стоит дорогущий коньяк. Поезжай со мной, посидим, поболтаем, ну? Согласен?
- Да не могу я, понимаешь? Дочка со школы вернется, нужно еще обед приготовить…
- О, ну ты как баба. У тебя уже взрослая девка дома, а ты все ей салатики разогреваешь. Сама микроволновку включит, сама все себе сделает и еще потом спасибо скажет, что ты ей сопли на каждом углу не подтираешь. Давай, поехали. А то мне скучно самому такую прелесть распивать.
И Антон согласился. Как уже говорилось ранее, он был человеком слабой воли, а аргументы Леона казались ему вполне убедительными. Но, все же, он десять раз позвонил на Анин мобильник, подробно проинструктировал насчет разогревания макарон и котлеты, и попросил позвонить, когда она приедет домой (Лео все это время смотрел на него со снисходительной улыбкой).
В больнице Антону выдали бахилы и белый накрахмаленный халат. Он до сих пор не понимал, зачем согласился на эту сомнительную «посиделку» с участием приятеля, которого сам экономист даже слегка побаивался.
- Людочка, зарезервируй нам с другом 10-тую палатку. – Пленительным шепотом с легкой хрипцой, от которого так быстро теряют голову девушки, обратился Лео к дежурной сестре отделения, нехотя подкрепив cвою просьбу хрустнувшей в ладони купюрой.
Людмила неуверенно кивнула, передавая ключи:
- Только не мусорить и не шуметь.
- Разумеется. Мы же интеллигентные люди, да Тохан? – И Антон с Леонидом направились распивать благородный напиток, дожидавшийся их на скромном деревянном столике.
Как только зазвенели первые стаканы, гематолог заговорил:
- Знаешь, Тоха, как сильно изменились люди за последние несколько лет. Преступления стали изощрение, прокуроры равнодушнее. Я не беру тебя, ты – уникум. Я говорю о тех, кто, в погоне за личным счастьем, готов втоптать в грязь своих близких. Семью. Друзей. Жизнь прекрасна, пока не посмотришь на нее в зеркало. А у нас, в больнице – всюду зеркала. Всюду отражения изъянов общества, вот так то.
- Всего полстакана алкоголя – и от тебя можно услышать такие речи? – Антон пораженно глядел на врача, в очередной раз отругав себя, за то, что согласился прийти сюда.
- Я не от алкоголя пьян. От одиночества. – Кисло ответил Лео, отсутствующим взглядом рассматривая наполовину опустевшую емкость, - Вот я тебе сейчас расскажу анекдот…
- Слушай, а давай ты лучше мне расскажешь, как у тебя дела на работе, - резко перебил его экономист, пытаясь вывести товарища из внезапно накатившей депрессии самым привычным для него способом – бытовухой.
- Да у меня все в норме, - отмахнулся Леонид, наполняя коньяком новый стакан, - а вот в общей хирургии и в травматологии было весело: там одного пацана привезли. Травмы несовместимые с жизнью, как гаишники с налоговым кодексом: я не представляю, как можно было схлопотать четыре огнестрельных, три сломанных ребра, многочисленные ножевые порезы, сотрясение, повреждение трахеи и, при всем при этом, еще и выжить! Да, я от санитаров слышал, что в квартире на Григорьевской пострелушки были ой-ей-ей. Там одного мужичка завалили, а это дите еще и от трупа оттащить не могли. Вцепился мертвой хваткой. Сейчас в соседней палате лежит, - Леон оживился, описывая многочисленные повреждения несчастной жертвы, а Антону стало не по себе. Он не мог представить, что кто-то хладнокровно начнет избивать ребенка до такого состояния.
Пить больше не хотелось. Затошнило. «Может, пора домой?». Но, что-то внутри, словно приковало его к загадочной одиннадцатой палате…
Когда Клауд открыл глаза, он был совсем один. Запертый в куб из серых стен. «Хозяин… Что они с ним сделали?..» Мысль больно ударила в голову и тут же отскочила. Перед глазами – чистый потолок. Ни единой трещины, чтобы зацепиться. Мальчишка попробовал пошевелить рукой. Бесполезно. Очередная порция боли молнией взметнулась вверх по позвоночнику и заставила принять первоначальное положение. «Почему я не умер тогда вместе с ним?.. Почему я оставил его в чужом, пропитанным холодом и кровью, кабинете?.. Ничтожная тварь…» - Это были мысли потерявшей хозяина собаки. Человек же находился в глубоком сне: он отлично сыграл свою роль, и, теперь, мирно почивал, заставляя белого бультерьера безжалостно терзать себя изнутри.
Кап. Кап. Кап. Чужая кровь стекала по пластиковым трубочкам в неподвижное тело.
«Холодно… Когда же закончится эта пытка?..»
На следующее утро Антон специально приехал в больницу. То ли его настолько зацепили слова Леона, то ли он внезапно понял, что далеко не «уникум», но мысли об этом ребенке все еще гнездились в бедной голове. Мужчина в принципе любил детей, и его до глубины души возмущали преступления, связанные с похищением, убийством или изнасилованием несовершеннолетних. Однако, «этот» случай мало чем отличался от десятков и сотней «тех» других, так что и кому он пытался доказать? Стыдно ли от того, что они с товарищем так весело распивали алкоголь в соседней палате?.. Экономист не пытался найти ответы на все эти вопросы. Он просто подошел к дежурной медсестре (к счастью, это была все та же Людочка) и начал разговор:
- Здравствуйте, Людмила, могу ли я узнать, кто лежит в одиннадцатой палате?
- Мм… Секундочку.. Ах, в одиннадцатой! Да вчера один паренек с улицы поступил. Еще под наркозом, - Румяная девушка с исконно русской косой, умело спрятанной под шапочкой, увлеченно щелкала мышкой, сидя за рабочим компьютером и отвечала нехотя, явно не желая отрываться от своего «пасьянса»: - А вам зачем? Родственник что ли?
- Нет… Не совсем… А что, его разве ни кто не навещал? Родители, друзья?..
Девушка сделала многозначительный вздох, картинно прикрывая глаза пушистыми ресницами:
- Да разве у таких родители найдутся? В чужой квартире, один, да еще и голый. Слава Богу, соседка нашлась: сначала в «скорую» позвонила, а, затем и в милицию... Мне вот только интересно, зачем вам он понадобился?
- Так, просто… Жалко мне его. – Антон не смог подыскать более подходящего ответа, но этот вполне устроил медсестру:
- Побольше бы таких жалостливых… И пациентов, небось, поубавилось бы в интенсивке. Ладно, он сейчас все равно под наркозом. Если что-то надо будет принести, я вам свистну, хорошо?
Мужчина кивнул, размашистым почерком нацарапал ей свой номер мобильного и направился домой. Совесть экономиста должна была удовлетвориться таким благородным поступком, но буря продолжала яростно терзать одинокий-одинокий берег его души.
Про старый особняк, притягивающий взгляды жителей города своим мрачным великолепием, можно было услышать множество слухов. Одни говорили, что здесь жил английский писатель-иммигрант, приговоренный к расстрелу за незаконную публикацию материалов против правительства. Другие – семья хозяина знаменитой ветлечебницы, которую спалили, вместе со всеми ее обитателями из-за разразившейся эпидемии бешенства. Третьи… Третьи вновь возвращались к писателям-авантюристам и пожилой аристократии. Круг рано или поздно замыкался, и для удовлетворения любопытства новых слушателей, приходилось «изобретать» совсем уж невероятные истории.
Но никто из этих людей и близок не был к истине. Поместье «Hoperk» принадлежало вовсе не аристократу, и уж тем более, не хозяину ветлечебницы. Бальдазар ревниво оберегал свое личное пространство от лишних ушей, более того, о его бизнесе знали немногие, ведь игорные дома, которые, вероятно, закроются в скором времени, были зарегистрированы на совершенно «левого» человека.
Катиз был поражен тем, что увидел: минуту назад, в коридоре, он мог поклясться, что
слышал человеческий голос, - и вдруг в квартиру врывается бешеный зверь. Белая собака с безумным скачущим взглядом. И мужчину словно парализовало. Да, у него в руках было оружие. Да, у его охранников тоже было оружие, но эти глаза … Мафиози с детства панически боялся собак. Нет, он никогда не бежал от них, напротив, он застывал, не смея даже пошевелиться. И эти зубастые твари питались его страхом…
Как только пес упал на ковер, судорожно сжав в зубах клок костюма одного из телохранителей, Катиз должен был нажать на курок. Он хотел это сделать, но не смог заставить себя пошевелить и пальцем. На вопрос: «этот ублюдок выживет, после того, что вы с ним сделали?», один из подчиненных хмуро буркнул: «нет, он точно издох. Ровно, как и его хозяин».
Мафия успела покинуть квартиру до того, как приехала милиция. Но, вместо полумертвой собаки, на полу обнаружился израненный мальчишка, лежащий рядом с трупом Росси.
«Надо как можно скорее отправиться в поместье этого Бальдазара. Он наверняка хранит у себя долговую книжку и бумаги на свою развалюху. Было бы неплохо иметь возможность сообщить его родственникам о трагической судьбе «честного налогоплательщика», хе-хе…»
У особняка было тихо. Катиз, не торопясь, выбрался из машины и приказал своим людям немедленно взломать дверь, пока по этой улице не засеменили прохожие. Зиме было лень регулярно менять температуру, а, потому, снаружи уже с самого утра было -9 градусов.
Серое небо скрашивали редкие солнечные лучи. Снег постепенно таял, подтекая прозрачными лужицами на бетонную дорогу, ведущую к зданию.
Вряд ли подручные мафиози обучались в криминальной школе, но ловкость и слаженность движений во время такой кропотливой процедуры как взлом, вызывало невольное восхищение.
- Как сказал великий римский философ: «Вламываясь в чужой дом, вы вламываетесь в чужую душу» - Резонно заметил внезапно раздавшийся голос.
Оба телохранителя обернулись с таким видом, словно охранник застукал их за кражей казенных яблок из колхозного двора.
На углу стоял парень лет восемнадцати-девятнадцати с темно-коричневыми волосами под строгий «немецкий» пробор. Выразительные светло-зеленые глаза, смуглая кожа и немного грубоватые черты лица производили впечатление выходца из дикого племени. На левую руку была небрежно намотана цепь, за которой тянулась… Сетка, наполненная полусгнившими собачьими трупами.
- Проваливай, парень. Мы тебя не видели, а ты нас, хорошо? – Попытался скрыть собственное смятение один из взломщиков. А второй пихнул того в бочину, и с улыбкой заявил:
- Как не повезло тебе, мальчик… Не вовремя ты… Гуляешь.
- Мне? Это вам не повезло дяденьки. – «Мальчик» расплылся в широкой ухмылке, бережно отодвигая свою ношу.
Прошло четыре дня. Антон вновь с головой погрузился в рутину, и перманентные вопли совести сменились тихим попискиванием. «В конце концов, у меня есть дочь. И я не обязан помогать всем детям-сиротам, которым.… Уже и так никто не поможет.… Нет, я так не могу так. Просто… Не могу ». Жизнь с надрывом пытается заполнить пустоту острым стеклом, от которого становится еще больнее. Однажды Антон уже хотел уехать из города, бросить все и начать жить для себя, но тогда его остановила Ответственность.
Сейчас же она стала главным противником Совести и выигрывала подряд уже третий раунд.
В середине рабочего дня зазвонил телефон.
- Алло?
На другом конце провода слегка искаженный голос медсестрички:
- Антон Игоревич, это вы?
- Да.
- Я звоню из городской больницы. Помните, вы просили меня о том, что если…
- Да, помню. Так, что-нибудь нужно? – Экономист резко перебил тараторящую девушку, чувствуя, как сквозь грудную клетку просачивается уже знакомая дрожь. Он ждал этого звонка! Пытался искоренить все мысли об этом ребенке из Леонова рассказа, но все равно ждал.
- Успокойтесь, не кричите так в трубку. Никто же не умирает. Я всего лишь хотела попросить вас купить кое-какие дополнительные лекарства. Они продаются без рецепта. Записывайте…
Дверная ручка резко щелкнула и, с неестественно стеклянным хрустом, повернулась. «И кого это опять кошки принесли…». Клауду регулярно вскармливали по две дозы снотворного, но мальчишке волшебным образом удавалось противостоять его действию. Он не мог заснуть, и, словно камерный мученик, дни напролет выслушивал эти ненавистные «кап-кап». Шаги, медленные, неуверенные, как у лунатика в фильме, выдавали в незнакомце «случайного посетителя». На всякий случай, Клауд притворился спящим.
- Так, давайте сюда ваш пакет и можете с ним побыть. Пусть этот паршивец хотя бы отблагодарит за заботу. Я уже с ним шестой день вожусь – и ничего! Ни слова. – За дверью послышался голос Людмилы, отдававший отчаяньем и почти материнским возмущением.
- Но я не хочу его будить…
- Ага, спит он. Как же! Да просто притворяется, будьте уверены. Я уже этот трюк давно в своих пациентах раскусила. Так, ладно, у меня дела. Вы будете заходить?
- Д-да. Буду. Спасибо.
- Ну, тогда я пошла. – Дверь захлопнулась.
Антон аккуратно пододвинул табуретку к кровати и тихо сел.
Повисло молчание. Он не знал, что сказать, потому что не был уверен, нужно ли вообще что-либо говорить.
- Ты так и будешь здесь торчать, или, может, пришел сказать что-то конкретное? Говори, я разрешаю. – Из-под толстого одеяльного «кокона», донесся приглушенный ворчливый голос.
- Я… Просто пришел тебя навестить…
- А точно палатой не ошибся? Я не знаю твоего запаха. А даже если бы знал, то мне было бы все равно.
«Он прав. Я не волонтер и не участник благотворительного фонда. Не обязан здесь быть, но, уже совершив эту ошибку, нельзя идти на попятную».
Экономист даже не успел удивиться таким довольно необычным словосочетаниям, как «я не знаю твоего запаха».
- Тебе обязательно нужна причина? Разве мы не можем просто помогать незнакомым людям?
- Слушай, моралист, я никогда не поверю в эту чушь, что все в мире делается просто так, но… - Клауд немного повернулся, стянув одеяло с взъерошенной головы, - спасибо тебе.
Антон, от неожиданности, чуть не слетел с табуретки, поспешно выпрямившись.
«Белые волосы... Этот мальчишка – альбинос?»
- Да не за что. Главное, чтобы лекарства…
- Стоп. Какие лекарства?!
- А… За что же ты мне говорил спасибо?..
- Как за что? За то, что ты спровадил эту ветеринаршу. Но, теперь я не уверен, стоит ли тебя за это благодарить. – Выразительные серые глаза причудливо нивелировались с болезненно бледной кожей. От этого взгляда Антон почувствовал себя бандерлогой, безвольно бредущей в пасть к питону Каа.
- Думаешь это все смешно? Эти люди всеми своими силами пытаются помочь тебе, а ты так отзываешься о них. Маленький эгоист…
- От эгоиста слышу. – Последовал незамедлительный ответ, после чего Антон резко вскакивает.
- Прости, что пришел к тебе.
Экономиста раздирало от жалости к самому себе, внезапно накатившего раздражения и странного желания быть рядом с этим несчастным, потрепанным жизнью, ребенком.
- За это не извиняйся. – Голос мальчишки внезапно стал тише, - Я ненавижу больницу. Людей, которые вместо того, чтобы прикончить меня, заперли в четырех стенах. … Но еще больше, я не терплю полумер.
Он миролюбиво улыбнулся, протянув обвитую капельницей руку:
- Клауд.
Мужчина с готовностью ответил на рукопожатие:
- Антон. Приятно познакомится.
- Не ври. Секунду назад ты хотел убраться отсюда.
- Секунду назад, ты и сам хотел этого. – Вяло парировал экономист, удивившись тому, как сложно бывает понять чужие порывы, - Почему мы не можем поговорить нормально?..
- Все очень просто. Ты никогда не заберешь меня отсюда… - Клауд устало прикрыл глаза, - Я чувствую это...
Антон ощутил, как прежняя неловкость сковала его изнутри. «Зачем он это говорит?.. Зачем озвучивать то, что и так очевидно?.. Моя жизнь полна жестких ограничений. Проволоки, сквозь которую текут мои мысли. Но мне самому оттуда не вырваться. Разве не понимаешь? Я – примерный семьянин, отец-одиночка, и даже если бы я сумел отогнуть хоть край своей железной ограды, ты бы не смог туда войти…»
- С такими травмами как у тебя ни в коем случае нельзя покидать больницу. – Наставительно заметил Антон, пытаясь сбежать от острого взгляда стальных зрачков.
- Perché proprio a me?* Безответственный русский! Твоя доброжелательность заканчивается там, где начинается ответственность за собственные поступки. А я, кажется, говорил, что не выношу полумер! Проваливай! Катись куда хочешь и не вздумай больше приходить.
И Антону нечего было возразить на эти слова.
«Навещать незнакомого ребенка, давать ему прозрачную надежду, что его следующей «станцией» не станет интернат, и тут же сбегать при первом же наводящем вопросе - не думал, что я еще на такое способен…»
- Я приду к тебе завтра. Что-нибудь принести?
В ответ послышался хриплый надрывистый смех…
«Ушел. Отлично… Даже стало немного полегче. Но я все равно здесь надолго не задержусь». Взгляд белого бультерьера уперся в капельницу. «Фи, тухлятина! Хочу свежей крови». Всего один укус – и алый бисер взметнулся воздух, забрызгав снежно белые простыни.
Поместье «Hopark» этой ночью дышало по-новому: аритмичные волны колыхали запрокинутые занавески, изнутри доносился звон разбитого стекла. Катиз сжался на любимом кресле Бальдазара. Руки лихорадочно тряслись, теребя обрывки дорогой ткани, а дыхание периодически замирало. Мафиози казалось, что стены начинают сужаться, образуя огромную ненасытную глотку, готовую раздавить его. Только чудом мужчине удалось избежать той участи, которая постигла двух его подчиненных. Еще один монстр… Гораздо больше, чем тот злосчастный питомец Росси. Лоснящаяся коричневая шерсть появлялась на обнаженном теле… Огромные желтые фары вместо глаз и широкая Улыбка. Катизу почему-то на ум приходили лишь те два хищника, которые Улыбались прошитыми грубой ниткой мордами. Призрак и Тьма.
« Из ядущего вышло ядомое, а из сильного вышло сладкое ... Стены…»
Катиз постепенно терял рассудок.
- Па, у меня к тебе серьезный разговор.
Антон только приехал из больницы и расправил на коленях вечернюю газету, как тут его ожидала очередная хитро спланированная диверсия, подготовленная родной дочуркой.
- Да, милая? – Привычно ответил мужчина, отстраненно разглядывая черно-белую фотографию с изображением старого особняка. Надпись гласила: «Найден труп мужчины. Вендетта по-русски».
- Ну, обрати на меня внимание! – Справедливо надулась Анюта, пытаясь перелезть через малодушную «газетную оборону».
- Да, Ань, что ты хотела?
- Ты же знаешь, что я уже взрослая. А взрослым необходимо о ком-то заботиться. Вот я и подумала: сестричку ты мне уже не родишь, а на кошек у тебя аллергия. Давай заведем собачку, ну па-ап… Ну давай. Обещаю, что будет не так как в прошлый раз. Я серьезно все решила.
Антон снял очки и заглянул в лукавые бусинки Аниных глазок:
- Милая, собаку наш семейный бюджет уже не потянет.
- А мы маленькую заведем! – Не сдавался ребенок.
- А маленькую – тем более. Нет, золотце, давай я лучше завтра тебе игрушечную куплю, хочешь? Самую красивую: заводную, плюшевую…
Спор продолжался. Началась истерика. Анино упорство сравнимо лишь с упрямством среднестатистического гражданина США: чуть что – сразу демонстрации. Но в этом исключительном случае, победителем вышло «правительство», а не «народ». Те капризы, хотя бы косвенно касающиеся живности терпели неизменный отказ.
Антон снова вспомнил того мальчишку. Живое существо, которое он справедливо вычеркнул из своей жизни, но несправедливо обнадежил. Вновь стало паршиво.
Мужчина медленно подошел к рыдающей девочке и нежно обнял родное вздрагивающее тельце.
«Я никогда не оставлю тебя. Что бы ни случилось…»
Пол был скользкий. Вылизанный щеткой, исцарапанный дорогими ботинками пол. Лапы бультерьера слегка разъезжались, пока он мужественно брел по коридору. «Боже, какая вонь! Не удивляюсь, что только больные люди готовы добровольно приехать сюда. Так, осталось определиться, где здесь эта проклятая дверь…» С каждым неудачным движением, боль в боку усиливалась. Перед глазами мерно покачивалась серая паутина.
Снап, сосредоточившись, на скольжении, не обращал внимания на то, как реагировали люди. А реакция была самая различная: от простого «столбняка», до вполне ожидаемого: «Фу! Пошла вон, вонючая псина! Я сейчас охранника позову!». Как будто эта угроза могла заставить «вонючую псину» задуматься об алогичности своего присутствия в человеческой клинике.
Одна самая смелая из медсестер решила изловить собачку, но та издала такой грозный рык, что женщина просто взвизгнула и отпрянула в сторону.
«Дверь… Дверь… Из-за вони препаратов, я потерял любую способность ориентироваться в пространстве».
Впрочем, это не остановила Снапа. Он продолжал идти по бесконечному коридору, периодически упираясь носом в чьи-нибудь колени. Благо, к пятому «столкновению», появился долгожданный охранник, который, не церемонясь, вышвырнул слабо сопротивляющегося гостя, для верности, приложившись ботинком по уже сломанным ребрам.
После удушливо жаркого климата в помещении, холодный воздух неприятно жалил тело собаки. Бультерьер никогда не боялся мороза, но в данную минуту, готов был убедиться в обратном: холод лавиной накрыл его, сжав в тиски каждую косточку. Теперь болело абсолютно все. Перед глазами появился образ хозяина, строгого и задумчивого. Родного. И вновь тишину раздирает выстрел. Горячая кровь нехотя стекает на ковер, пузыриться, словно только что сваренный глинтвейн. Его потухшие глаза…
«Я – на свободе? Или в аду…»
- Снапик, Снап, открой глаза, ну?! Ты же не умер, правда?! Ты не можешь вот так умереть! – На шею легло что-то маленькое, теплое и пушистое.
«Кора?.. Как она меня нашла?..»
«Не правда ли, так ваше существование обретает хоть какой-то смысл?» Ворс огладил ладонью кривой собачий череп, чувствуя, как по белесым костям бегут мелкие трещинки и вмятины. Парень приблизил находку к лицу и, по слабому запаху шерсти, мгновенно установил имя и причину смерти гладиатора. «Цезарь. 4 года. Мгновенная смерть от болевого шока и потери крови. Смещение верхних позвонков. И все тот же убийца. Интересно… Как скоро он присоединится к моей коллекции?». Оборотень осторожно поставил череп на пыльную полку, где лежали десятки подобных экзотических украшений. Ворс любил свою коллекцию. Он считал, что любая история смерти, во стократ ценнее истории рождения. Потому что смерть необратима и непредсказуема, в чем парень убедился едва ли не на собственном опыте. «Старик Ворс» - кличка, которой его наделили моряки, за психическую скупость и извечный пессимизм, свойственный людям преклонного возраста. Вторым обликом парня была охотничья собака породы курцхаар, но об этом знали лишь некоторые. У Ворса была своя мотивация не раскрывать свою сущность: это бы здорово помешало его творческой деятельности. Да, у оборотня и в помине не было никакого хозяина: он сбежал от своего перекупщика, оставив тому на память цепочку с именем, и поселился в старой покинутой избушке невдалеке от лесополосы, что было весьма кстати для охотничьей собаки, инстинктам которой он не мог противостоять при всем своем желании.
Парень уже более двух лет писал поэму, вдохновителем которой невольно стал белый бультерьер, одаривший Ворса таким количеством трупов.
И в тот роковой день, когда он вновь вышел на охоту за новыми трофеями, оборотню пришлось столкнуться с тремя плохо обученными грабителями, крепость психики которых оставляла желать лучшего: как только они увидели превращение, то один из них тут же сбежал, а второй поднес пистолет к виску и начал тихо молиться. Толстый вожак в этот момент успел забаррикадироваться в поместье («вот ведь трусливая кошка»).
«Жалко, что я не успел увидеть столь нелепое самоубийство…».
Ворс окинул полку еще одним довольным взглядом и взялся за ручку.
Кора тихо поскуливала, сжавшись в тугой черно-белый клубок, но Снап не шевелился. Под голодный вой зимнего ветра, он медленно засыпал. «Что же мне делать? Нельзя, чтобы ты здесь замерзнул! Пожалуйста, проснись…»
И тогда, собачка решилась на крайнюю меру: острые зубки вцепились в плотно прижатое к голове, белое ухо. Бультерьер резко вздрогнул, стряхнув с себя верхний слой налетевшего снега, но Кора продолжала нагло сжимать челюсти, не уступая современному пистолету для прокола ушей. Однако и эти усилия были тщетны.
«Ладно… Я пойду попытаюсь привести кого-нибудь из людей. Только не умирай, Снап…»
И папильон, в последний раз проведя маленьким розовым язычком по белой заиндевевшей шкуре, поскакала по сугробам в сторону автобусной станции…
- Значит так, берешь вон те циферки и расставляешь их немного в другом порядке… - Римма ткнула кончиком перламутрового ноготка в графу: «дата».
Антон издал глубокий вздох, ставя на край лавки одноразовый стаканчик эспрессо.
- Да пойми же ты, я экономист. Моя работа сделать так, чтобы «вон те» циферки говорили правду…
- «Моя работа!» - Передразнила секретарша, - Если не будешь делать так, как велит начальство, экономист, станешь ты без-ра-бот-ным.
Последнее слово Римма произнесла по слогам, поправляя выбившийся черный локон из-под воротника норковой шубы.
- Ладно, я все сделаю. Только вот не надо меня пугать своими страшилками. – Мужчина сделал большой глоток обжигающе горячего кофе и поморщился. – Гадость. Не знаю только за что деньги плачу.
Девушка пожала плечами, одарила Антона вымученной улыбкой и зашагала голосовать на дорогу.
«Ишь, устроилась под чужим крылышком. Команды свыше передает… Видеть ее не могу». Антон небрежно сунул бумажку в карман ветровки, а недопитый кофе выплеснул на снег, несколько секунд понаблюдав великолепную картину поглощения кофеина белым даром небес.
Он уже собирался идти к грязно желтому автобусу, но тут об его ботинок что-то больно стукнулось. Мужчина вздрогнул, опустив взгляд. У его ног сидело нечто маленькое, мокрое, с длинной, выпачканной шерстью («то ли кошка, то ли собака») и громко пронзительно лаяло, периодически покусывая за штанину.
- Чья ты, зверушка? – Антон присел на корточки, заглядывая в большие черные глазенки. Он было протянул руку, чтобы погладить, но собачка отскочила, в очередной раз, звонко тявкнув. «Она хочет, что бы я шел за ней?..». Экономист умилился такой настойчивости и только хотел сесть в свой автобус, как лай перешел в угрожающее рычание, а штанина вновь подвернулась отчаянной атаке. Пришлось уступить. Антон шел быстро, но его маленькая проводница периодически подталкивала мужчину, ругая его за неторопливость на своем собачьем языке.
Дорога была достаточно длинной, и Антон успел изрядно подустать, когда зверек остановился напротив одного из сугробов. «Обычный сугроб, что в этом такого? Наверное, свою игрушку потеряла, хитрая, и хочет, чтобы я откопал... Опять меня надули». Экономист, наверное, посмеялся бы над собой, если бы ему не пришлось сюда тащиться по бездорожью 4 остановки, пропустить свой автобус и в конце пути взяться за раскопки какой-нибудь резиновой косточки. Но что поделать? Не разочаровывать же столь старательную соискательницу?
Сугроб только с виду казался сплошной неприступной глыбой, но, как только Антон начал копать, пальцы быстро уперлись во что-то большое и холодное. «Не может… быть».
Мужчина уверенно смел остатки рыхлого снега с неподвижного тела. Труп. Белая собака с грязными разводами на шерсти, следами засохшей крови и темной, наполовину затянувшейся раной, резким мазком пересекающей поджатую переднюю лапу.
Антон поймал себя на том, что все еще прижимает ладонь к боку наверняка мертвого животного. Маленькая собачка, жалобно поскуливая, пролезла между мужчиной и своим другом. «Господи, малышка, да ты пойми, что я уже ничего не могу сделать. Умер твой товарищ…»
А умер ли? Антон переместил руку туда, где, по его мнению, должно было находиться сердце, и почувствовал кожей слабое постукивание. «Ты смотри-ка… Живучий!».
Мужчина поймал на себе еще один молящий взгляд пушистого зверька, чтобы окончательно стереть все сомнения.
Поднять абсолютно расслабленное тело весом не меньше 22 килограммов человеку, в принципе, не занимающемся спортом, оказалось довольно проблематично, но, впервые, за шесть лет, экономист готов был пренебречь всеми своими установленными рамками, а, как говорится в одной советской поговорке: «упорство и труд все перетрут».
Наверное, выглядел Антон не менее эпотично, чем Святая Мария с ребенком на руках. По крайней мере, вниманием прохожих он натурально не был обделен.
«Как не привычно ехать с работы и покупать у кондуктора сразу два билета…»
Израненная морда бультерьера нагло зарылась в карман к своему «спасителю».
Бежевое небо расправляло крылья над тускнеющим городом, а последние снежинки нехотя опускались на головы прохожих. Каролина в детском упоении шагала через городской парк, весело загребая спицеобразными ножками пушистые снежные комья, однако, веселость ее была отчасти наигранной, ведь Снап, за всю дорогу сказал ей не больше десяти слов. Вот так, после стольких лет разлуки, ему даже не о чем с ней поговорить! «Ты так изменился… Смотришь на меня отчужденно… Я знаю, ты и раньше не общался с теми, кто был ниже тебя по рангу, но я всегда была твоим собеседником, всегда. Так насколько мне нужно стать сильнее, чтобы ты позволил мне быть к тебе хоть чуточку ближе?!»
- Так ты живешь в русской семье? – Голос Клауда заставил девочку «вынырнуть» из омута горьких мыслей.
- Да, живу. – Рассеянный ответ. – Мне нравятся русские. Эти люди очень открытые, добрые. Меня даже приняли в семью, как равную. Представляешь? Многие сверстники, живущие в человеческих семьях, мне завидуют!
- И тебя это привлекает? По мне так лучше вообще не иметь хозяев, чем быть собачкой русского. Они все поголовно помешаны на собственных амбициях, водке и героизме, опять-таки, проистекающем из водки. – Клауд задумчиво хрустел крекером, - а что может быть хуже пьяного русского?
- Да тебя послушай – ты всех критикуешь: меня, хозяина, русских, англичан, всю нашу планету! Вот только эти гадкие жестокие бои ты возносишь чуть ли не до уровня высшей добродетели! Я тебя действительно не понимаю! – В сердцах выкрикнула Кора, попытавшись выхватить из рук оборотня измятую пачку печенья. Не вышло. Мальчишка резко перехватил ее тонкое запястье, заглядывая в полные боли глаза:
- А мне и не нужно твое понимание. Я полностью разделяю интересы своего хозяина.
- Тогда, на корабле, ты говорил о людях иначе.
- Да ну? Это было давно. Теперь я многое понял.
- Что же ты понял? Что?! Я всегда уважала тебя за твою самодостаточность, независимость и упорство, но, сейчас ты все больше становишься похожим на старика Ворса!
- Конечно, мы все уважаем те качества, которые не имеем в себе самом. – Клауд протянул ей крекеры. «Как тебе повезло, Кора, что вчера вечером я убил ту собаку…»
Девочка, видно, почувствовала настроение своего старого знакомого, а, потому, больше не возвращалась к этой теме. Никогда.
- Кстати, а что ты делаешь в этом районе?
- Я мог бы то же самое спросить у тебя. Нашла, понимаешь ли, место для прогулок…
Каролина прыснула.
- Ни за что не поверишь, но я искала библиотеку!
Спустя полчаса непринужденной беседы, они расстались. Коре так и не удалось узнать, что же привело белого бультерьера в эту необычайно пустынную ячейку города, но, как только, в переулок свернул глянцево-черный «Lancia», парень быстро попрощался с ней, и скрылся за углом соседнего дома.
«Вот черт! Неужели он все-таки отправился на эту встречу...»
- Странный ты человек, Росси… Смелый, но странный… - Катиз потягивал слова, словно смаковал знаменитый своей стоимостью коктейль Sapphire Martini, - Ты не принес мне мои деньги, но зато принес свое бесполезное тело. Как думаешь, я сильно огорчен? – Пурпурный перстень на толстом ухоженном пальце монотонно постукивал о гладкую поверхность стола.
Бальдазар не шевелился. Он знал, что поступает дерзко и что приговор не заставит себя ждать, но все же был готов к этому. «Клауд, ты был прав, малыш, когда сказал, что я вру себе о своем одиночестве. Я не одинок, но боялся признать себе, что сам оттолкнул близких мне людей. Как оттолкнул тебя… И лишь теперь, когда моя смерть неизбежна, я рад, что у меня нет семьи».
- Ну, ты так и будешь молчать? Я, кажется, задал вопрос. – Глава русской мафии раздраженно скривился.
- А что ты хочешь услышать? На моем мелком предприятии работают и твои люди. Они регулярно отмывают денежки, догадайся в чью пользу. И как мне прикажешь собирать необходимую сумму? Я не могу так ловко организовать свою бухгалтерию, как организовал ее ты, - итальянец усмехнулся, разбавив улыбку легким сарказмом. Бровь Катиза едва заметно дернулась.
- Что же, времени я дал тебе предостаточно. Остальное – не мои проблемы. Жаль потраченных на тебя денег… Но, надеюсь, удовольствие, которое я получу от расправы с тобой и твоими родственниками это компенсирует. Эй, ребятки…
Катиз не договорил. В дверь квартиры робко постучали.
Двое высоких мужчин с одинаково коротко стриженными волосами, синхронно повернулись к Крестному отцу, ожидая дальнейших распоряжений:
- Если это милиция, заплатите им денег и скажите, что я меня сейчас нет в городе, - привычно приказал мужчина, со скучающим видом наблюдая, как его «орлы» летят исполнять приказ.
- А теперь вернемся к нашему разговору… - Катиз извлек черный «браунинг» из верхнего ящика стола и ленивым жестом взвел курок. Бальдазар бессильно опустил голову. «Пора прощаться…». Нет сил смотреть в черное дуло своей смерти. Он сам нашел ее здесь…
Из коридора послышались голоса.
- Чего тебе, мальчик?
- Я принес письмо господину Катизу от главы промышленного комплекса г-на Белозерова.
- Хозяин сейчас занят. Дай-ка мне сюда свое письмо и проваливай.
- Но мне приказали встретиться с ним лично!
- Проваливай, я сказал!
- Вы не понимаете всю важность…
Из кабинета доносится короткий выстрел.
Антон в последний раз клацнул мышкой, закрывая документ. «Ну вот и все…». Мужчина снял очки в элегантной темно-бардовой оправе и протер глаза. На циферблате уже давно высветились заветные 17:00, но он не мог покинуть рабочее место, пока не будет доделан отчет. Таков уж был характер Антона Игоревича – ни в коем случае не уронить свой авторитет исполнительного и трудолюбивого человека. Он аккуратно задвинул стул и пошел к вешалке (свою верхнюю одежду мужчина никогда не сдавал в общий гардероб, что крайне раздражало его сотрудников).
- А чего домой еще не ушел? Папа Карло ты наш. – Секретарша игриво улыбнулась, собирая со стола Антона рабочие папки и пустую кофейную чашку, - тебе за сверхурочные ни копейки не заплатят.
-У меня дела на месяц распланированы. Я должен все в срок успевать, - Мужчина ответно улыбнулся, неспешно, с расстановкой, одеваясь. – А ты почему не уходишь?
Римма совсем по-детски надула яркие губки: - А то сам не знаешь. Валерий Федотович меня сегодня в ресторан пригласил. – В сладком голосе секретарши почему-то не прослеживалась обычная в ее случае «профессиональная радость».
Причина внезапной грусти была Антону не ясна, и более того, безразлична. Он недолюбливал Римму. За ее смолянисто-черные цыганские кудри, томные лемурьи глазки и нимфетскую кокетливость. За то, что она была женщиной. Простой безответственной женщиной, которая, подобно ночной бабочке, могла в любой момент упорхнуть из его жизни. И никогда не вернуться.
По дороге из офиса, Антон наткнулся на своего приятеля, Леонида, который отоваривался в соседнем ларьке. Леонид – редкое имя, весьма туманно описывало его скупую меркантильную личность, работающую гематологом в городской больнице. Друзья в шутку прозвали его Леоном-киллером, за выдающийся цинизм и любовь к черному юмору. Экономист водил с ним дружбу еще со школьной скамьи, давал тогда еще крупному хулигану списывать контрольные, а, взамен, «донашивал» его многочисленных кинутых подружек.
- О, здрасти! Как поживают нынче обиженные пролетарии? - Лео быстро расплатился и направился в мою сторону, явно желая продолжить начатый разговор.
- Привет. Нормально поживают, вот только им интересно знать, с чего это они обиженные? – Мужчина устало вздохнул, поглядывая на внушительный пакет в руках товарища.
- Обиженные, потому что денежками обделенные. Ну, мне самому в голодную петлю еще рановато – богатыми пациентами перебиваюсь, а ты гниешь на этой паскудной работенке с дочерью на руках. – Незамедлительно пояснил Леонид.
- Ничего. У нас в семье этой проблемы пока не возникало. А работа у меня, может, и не самая лучшая, но мне нравится расчетная математика. Кстати, помнится, ты мне рассказывал, что собирался за границу уезжать по контракту?
- Не вышло. Передумал я. – Гематолог на секунду запнулся, и тут его глаза довольно засияли: - Слышь, Тохан, у меня ключи от травматологии. Там стоит дорогущий коньяк. Поезжай со мной, посидим, поболтаем, ну? Согласен?
- Да не могу я, понимаешь? Дочка со школы вернется, нужно еще обед приготовить…
- О, ну ты как баба. У тебя уже взрослая девка дома, а ты все ей салатики разогреваешь. Сама микроволновку включит, сама все себе сделает и еще потом спасибо скажет, что ты ей сопли на каждом углу не подтираешь. Давай, поехали. А то мне скучно самому такую прелесть распивать.
И Антон согласился. Как уже говорилось ранее, он был человеком слабой воли, а аргументы Леона казались ему вполне убедительными. Но, все же, он десять раз позвонил на Анин мобильник, подробно проинструктировал насчет разогревания макарон и котлеты, и попросил позвонить, когда она приедет домой (Лео все это время смотрел на него со снисходительной улыбкой).
В больнице Антону выдали бахилы и белый накрахмаленный халат. Он до сих пор не понимал, зачем согласился на эту сомнительную «посиделку» с участием приятеля, которого сам экономист даже слегка побаивался.
- Людочка, зарезервируй нам с другом 10-тую палатку. – Пленительным шепотом с легкой хрипцой, от которого так быстро теряют голову девушки, обратился Лео к дежурной сестре отделения, нехотя подкрепив cвою просьбу хрустнувшей в ладони купюрой.
Людмила неуверенно кивнула, передавая ключи:
- Только не мусорить и не шуметь.
- Разумеется. Мы же интеллигентные люди, да Тохан? – И Антон с Леонидом направились распивать благородный напиток, дожидавшийся их на скромном деревянном столике.
Как только зазвенели первые стаканы, гематолог заговорил:
- Знаешь, Тоха, как сильно изменились люди за последние несколько лет. Преступления стали изощрение, прокуроры равнодушнее. Я не беру тебя, ты – уникум. Я говорю о тех, кто, в погоне за личным счастьем, готов втоптать в грязь своих близких. Семью. Друзей. Жизнь прекрасна, пока не посмотришь на нее в зеркало. А у нас, в больнице – всюду зеркала. Всюду отражения изъянов общества, вот так то.
- Всего полстакана алкоголя – и от тебя можно услышать такие речи? – Антон пораженно глядел на врача, в очередной раз отругав себя, за то, что согласился прийти сюда.
- Я не от алкоголя пьян. От одиночества. – Кисло ответил Лео, отсутствующим взглядом рассматривая наполовину опустевшую емкость, - Вот я тебе сейчас расскажу анекдот…
- Слушай, а давай ты лучше мне расскажешь, как у тебя дела на работе, - резко перебил его экономист, пытаясь вывести товарища из внезапно накатившей депрессии самым привычным для него способом – бытовухой.
- Да у меня все в норме, - отмахнулся Леонид, наполняя коньяком новый стакан, - а вот в общей хирургии и в травматологии было весело: там одного пацана привезли. Травмы несовместимые с жизнью, как гаишники с налоговым кодексом: я не представляю, как можно было схлопотать четыре огнестрельных, три сломанных ребра, многочисленные ножевые порезы, сотрясение, повреждение трахеи и, при всем при этом, еще и выжить! Да, я от санитаров слышал, что в квартире на Григорьевской пострелушки были ой-ей-ей. Там одного мужичка завалили, а это дите еще и от трупа оттащить не могли. Вцепился мертвой хваткой. Сейчас в соседней палате лежит, - Леон оживился, описывая многочисленные повреждения несчастной жертвы, а Антону стало не по себе. Он не мог представить, что кто-то хладнокровно начнет избивать ребенка до такого состояния.
Пить больше не хотелось. Затошнило. «Может, пора домой?». Но, что-то внутри, словно приковало его к загадочной одиннадцатой палате…
Когда Клауд открыл глаза, он был совсем один. Запертый в куб из серых стен. «Хозяин… Что они с ним сделали?..» Мысль больно ударила в голову и тут же отскочила. Перед глазами – чистый потолок. Ни единой трещины, чтобы зацепиться. Мальчишка попробовал пошевелить рукой. Бесполезно. Очередная порция боли молнией взметнулась вверх по позвоночнику и заставила принять первоначальное положение. «Почему я не умер тогда вместе с ним?.. Почему я оставил его в чужом, пропитанным холодом и кровью, кабинете?.. Ничтожная тварь…» - Это были мысли потерявшей хозяина собаки. Человек же находился в глубоком сне: он отлично сыграл свою роль, и, теперь, мирно почивал, заставляя белого бультерьера безжалостно терзать себя изнутри.
Кап. Кап. Кап. Чужая кровь стекала по пластиковым трубочкам в неподвижное тело.
«Холодно… Когда же закончится эта пытка?..»
На следующее утро Антон специально приехал в больницу. То ли его настолько зацепили слова Леона, то ли он внезапно понял, что далеко не «уникум», но мысли об этом ребенке все еще гнездились в бедной голове. Мужчина в принципе любил детей, и его до глубины души возмущали преступления, связанные с похищением, убийством или изнасилованием несовершеннолетних. Однако, «этот» случай мало чем отличался от десятков и сотней «тех» других, так что и кому он пытался доказать? Стыдно ли от того, что они с товарищем так весело распивали алкоголь в соседней палате?.. Экономист не пытался найти ответы на все эти вопросы. Он просто подошел к дежурной медсестре (к счастью, это была все та же Людочка) и начал разговор:
- Здравствуйте, Людмила, могу ли я узнать, кто лежит в одиннадцатой палате?
- Мм… Секундочку.. Ах, в одиннадцатой! Да вчера один паренек с улицы поступил. Еще под наркозом, - Румяная девушка с исконно русской косой, умело спрятанной под шапочкой, увлеченно щелкала мышкой, сидя за рабочим компьютером и отвечала нехотя, явно не желая отрываться от своего «пасьянса»: - А вам зачем? Родственник что ли?
- Нет… Не совсем… А что, его разве ни кто не навещал? Родители, друзья?..
Девушка сделала многозначительный вздох, картинно прикрывая глаза пушистыми ресницами:
- Да разве у таких родители найдутся? В чужой квартире, один, да еще и голый. Слава Богу, соседка нашлась: сначала в «скорую» позвонила, а, затем и в милицию... Мне вот только интересно, зачем вам он понадобился?
- Так, просто… Жалко мне его. – Антон не смог подыскать более подходящего ответа, но этот вполне устроил медсестру:
- Побольше бы таких жалостливых… И пациентов, небось, поубавилось бы в интенсивке. Ладно, он сейчас все равно под наркозом. Если что-то надо будет принести, я вам свистну, хорошо?
Мужчина кивнул, размашистым почерком нацарапал ей свой номер мобильного и направился домой. Совесть экономиста должна была удовлетвориться таким благородным поступком, но буря продолжала яростно терзать одинокий-одинокий берег его души.
Про старый особняк, притягивающий взгляды жителей города своим мрачным великолепием, можно было услышать множество слухов. Одни говорили, что здесь жил английский писатель-иммигрант, приговоренный к расстрелу за незаконную публикацию материалов против правительства. Другие – семья хозяина знаменитой ветлечебницы, которую спалили, вместе со всеми ее обитателями из-за разразившейся эпидемии бешенства. Третьи… Третьи вновь возвращались к писателям-авантюристам и пожилой аристократии. Круг рано или поздно замыкался, и для удовлетворения любопытства новых слушателей, приходилось «изобретать» совсем уж невероятные истории.
Но никто из этих людей и близок не был к истине. Поместье «Hoperk» принадлежало вовсе не аристократу, и уж тем более, не хозяину ветлечебницы. Бальдазар ревниво оберегал свое личное пространство от лишних ушей, более того, о его бизнесе знали немногие, ведь игорные дома, которые, вероятно, закроются в скором времени, были зарегистрированы на совершенно «левого» человека.
Катиз был поражен тем, что увидел: минуту назад, в коридоре, он мог поклясться, что
слышал человеческий голос, - и вдруг в квартиру врывается бешеный зверь. Белая собака с безумным скачущим взглядом. И мужчину словно парализовало. Да, у него в руках было оружие. Да, у его охранников тоже было оружие, но эти глаза … Мафиози с детства панически боялся собак. Нет, он никогда не бежал от них, напротив, он застывал, не смея даже пошевелиться. И эти зубастые твари питались его страхом…
Как только пес упал на ковер, судорожно сжав в зубах клок костюма одного из телохранителей, Катиз должен был нажать на курок. Он хотел это сделать, но не смог заставить себя пошевелить и пальцем. На вопрос: «этот ублюдок выживет, после того, что вы с ним сделали?», один из подчиненных хмуро буркнул: «нет, он точно издох. Ровно, как и его хозяин».
Мафия успела покинуть квартиру до того, как приехала милиция. Но, вместо полумертвой собаки, на полу обнаружился израненный мальчишка, лежащий рядом с трупом Росси.
«Надо как можно скорее отправиться в поместье этого Бальдазара. Он наверняка хранит у себя долговую книжку и бумаги на свою развалюху. Было бы неплохо иметь возможность сообщить его родственникам о трагической судьбе «честного налогоплательщика», хе-хе…»
У особняка было тихо. Катиз, не торопясь, выбрался из машины и приказал своим людям немедленно взломать дверь, пока по этой улице не засеменили прохожие. Зиме было лень регулярно менять температуру, а, потому, снаружи уже с самого утра было -9 градусов.
Серое небо скрашивали редкие солнечные лучи. Снег постепенно таял, подтекая прозрачными лужицами на бетонную дорогу, ведущую к зданию.
Вряд ли подручные мафиози обучались в криминальной школе, но ловкость и слаженность движений во время такой кропотливой процедуры как взлом, вызывало невольное восхищение.
- Как сказал великий римский философ: «Вламываясь в чужой дом, вы вламываетесь в чужую душу» - Резонно заметил внезапно раздавшийся голос.
Оба телохранителя обернулись с таким видом, словно охранник застукал их за кражей казенных яблок из колхозного двора.
На углу стоял парень лет восемнадцати-девятнадцати с темно-коричневыми волосами под строгий «немецкий» пробор. Выразительные светло-зеленые глаза, смуглая кожа и немного грубоватые черты лица производили впечатление выходца из дикого племени. На левую руку была небрежно намотана цепь, за которой тянулась… Сетка, наполненная полусгнившими собачьими трупами.
- Проваливай, парень. Мы тебя не видели, а ты нас, хорошо? – Попытался скрыть собственное смятение один из взломщиков. А второй пихнул того в бочину, и с улыбкой заявил:
- Как не повезло тебе, мальчик… Не вовремя ты… Гуляешь.
- Мне? Это вам не повезло дяденьки. – «Мальчик» расплылся в широкой ухмылке, бережно отодвигая свою ношу.
Прошло четыре дня. Антон вновь с головой погрузился в рутину, и перманентные вопли совести сменились тихим попискиванием. «В конце концов, у меня есть дочь. И я не обязан помогать всем детям-сиротам, которым.… Уже и так никто не поможет.… Нет, я так не могу так. Просто… Не могу ». Жизнь с надрывом пытается заполнить пустоту острым стеклом, от которого становится еще больнее. Однажды Антон уже хотел уехать из города, бросить все и начать жить для себя, но тогда его остановила Ответственность.
Сейчас же она стала главным противником Совести и выигрывала подряд уже третий раунд.
В середине рабочего дня зазвонил телефон.
- Алло?
На другом конце провода слегка искаженный голос медсестрички:
- Антон Игоревич, это вы?
- Да.
- Я звоню из городской больницы. Помните, вы просили меня о том, что если…
- Да, помню. Так, что-нибудь нужно? – Экономист резко перебил тараторящую девушку, чувствуя, как сквозь грудную клетку просачивается уже знакомая дрожь. Он ждал этого звонка! Пытался искоренить все мысли об этом ребенке из Леонова рассказа, но все равно ждал.
- Успокойтесь, не кричите так в трубку. Никто же не умирает. Я всего лишь хотела попросить вас купить кое-какие дополнительные лекарства. Они продаются без рецепта. Записывайте…
Дверная ручка резко щелкнула и, с неестественно стеклянным хрустом, повернулась. «И кого это опять кошки принесли…». Клауду регулярно вскармливали по две дозы снотворного, но мальчишке волшебным образом удавалось противостоять его действию. Он не мог заснуть, и, словно камерный мученик, дни напролет выслушивал эти ненавистные «кап-кап». Шаги, медленные, неуверенные, как у лунатика в фильме, выдавали в незнакомце «случайного посетителя». На всякий случай, Клауд притворился спящим.
- Так, давайте сюда ваш пакет и можете с ним побыть. Пусть этот паршивец хотя бы отблагодарит за заботу. Я уже с ним шестой день вожусь – и ничего! Ни слова. – За дверью послышался голос Людмилы, отдававший отчаяньем и почти материнским возмущением.
- Но я не хочу его будить…
- Ага, спит он. Как же! Да просто притворяется, будьте уверены. Я уже этот трюк давно в своих пациентах раскусила. Так, ладно, у меня дела. Вы будете заходить?
- Д-да. Буду. Спасибо.
- Ну, тогда я пошла. – Дверь захлопнулась.
Антон аккуратно пододвинул табуретку к кровати и тихо сел.
Повисло молчание. Он не знал, что сказать, потому что не был уверен, нужно ли вообще что-либо говорить.
- Ты так и будешь здесь торчать, или, может, пришел сказать что-то конкретное? Говори, я разрешаю. – Из-под толстого одеяльного «кокона», донесся приглушенный ворчливый голос.
- Я… Просто пришел тебя навестить…
- А точно палатой не ошибся? Я не знаю твоего запаха. А даже если бы знал, то мне было бы все равно.
«Он прав. Я не волонтер и не участник благотворительного фонда. Не обязан здесь быть, но, уже совершив эту ошибку, нельзя идти на попятную».
Экономист даже не успел удивиться таким довольно необычным словосочетаниям, как «я не знаю твоего запаха».
- Тебе обязательно нужна причина? Разве мы не можем просто помогать незнакомым людям?
- Слушай, моралист, я никогда не поверю в эту чушь, что все в мире делается просто так, но… - Клауд немного повернулся, стянув одеяло с взъерошенной головы, - спасибо тебе.
Антон, от неожиданности, чуть не слетел с табуретки, поспешно выпрямившись.
«Белые волосы... Этот мальчишка – альбинос?»
- Да не за что. Главное, чтобы лекарства…
- Стоп. Какие лекарства?!
- А… За что же ты мне говорил спасибо?..
- Как за что? За то, что ты спровадил эту ветеринаршу. Но, теперь я не уверен, стоит ли тебя за это благодарить. – Выразительные серые глаза причудливо нивелировались с болезненно бледной кожей. От этого взгляда Антон почувствовал себя бандерлогой, безвольно бредущей в пасть к питону Каа.
- Думаешь это все смешно? Эти люди всеми своими силами пытаются помочь тебе, а ты так отзываешься о них. Маленький эгоист…
- От эгоиста слышу. – Последовал незамедлительный ответ, после чего Антон резко вскакивает.
- Прости, что пришел к тебе.
Экономиста раздирало от жалости к самому себе, внезапно накатившего раздражения и странного желания быть рядом с этим несчастным, потрепанным жизнью, ребенком.
- За это не извиняйся. – Голос мальчишки внезапно стал тише, - Я ненавижу больницу. Людей, которые вместо того, чтобы прикончить меня, заперли в четырех стенах. … Но еще больше, я не терплю полумер.
Он миролюбиво улыбнулся, протянув обвитую капельницей руку:
- Клауд.
Мужчина с готовностью ответил на рукопожатие:
- Антон. Приятно познакомится.
- Не ври. Секунду назад ты хотел убраться отсюда.
- Секунду назад, ты и сам хотел этого. – Вяло парировал экономист, удивившись тому, как сложно бывает понять чужие порывы, - Почему мы не можем поговорить нормально?..
- Все очень просто. Ты никогда не заберешь меня отсюда… - Клауд устало прикрыл глаза, - Я чувствую это...
Антон ощутил, как прежняя неловкость сковала его изнутри. «Зачем он это говорит?.. Зачем озвучивать то, что и так очевидно?.. Моя жизнь полна жестких ограничений. Проволоки, сквозь которую текут мои мысли. Но мне самому оттуда не вырваться. Разве не понимаешь? Я – примерный семьянин, отец-одиночка, и даже если бы я сумел отогнуть хоть край своей железной ограды, ты бы не смог туда войти…»
- С такими травмами как у тебя ни в коем случае нельзя покидать больницу. – Наставительно заметил Антон, пытаясь сбежать от острого взгляда стальных зрачков.
- Perché proprio a me?* Безответственный русский! Твоя доброжелательность заканчивается там, где начинается ответственность за собственные поступки. А я, кажется, говорил, что не выношу полумер! Проваливай! Катись куда хочешь и не вздумай больше приходить.
И Антону нечего было возразить на эти слова.
«Навещать незнакомого ребенка, давать ему прозрачную надежду, что его следующей «станцией» не станет интернат, и тут же сбегать при первом же наводящем вопросе - не думал, что я еще на такое способен…»
- Я приду к тебе завтра. Что-нибудь принести?
В ответ послышался хриплый надрывистый смех…
«Ушел. Отлично… Даже стало немного полегче. Но я все равно здесь надолго не задержусь». Взгляд белого бультерьера уперся в капельницу. «Фи, тухлятина! Хочу свежей крови». Всего один укус – и алый бисер взметнулся воздух, забрызгав снежно белые простыни.
Поместье «Hopark» этой ночью дышало по-новому: аритмичные волны колыхали запрокинутые занавески, изнутри доносился звон разбитого стекла. Катиз сжался на любимом кресле Бальдазара. Руки лихорадочно тряслись, теребя обрывки дорогой ткани, а дыхание периодически замирало. Мафиози казалось, что стены начинают сужаться, образуя огромную ненасытную глотку, готовую раздавить его. Только чудом мужчине удалось избежать той участи, которая постигла двух его подчиненных. Еще один монстр… Гораздо больше, чем тот злосчастный питомец Росси. Лоснящаяся коричневая шерсть появлялась на обнаженном теле… Огромные желтые фары вместо глаз и широкая Улыбка. Катизу почему-то на ум приходили лишь те два хищника, которые Улыбались прошитыми грубой ниткой мордами. Призрак и Тьма.
« Из ядущего вышло ядомое, а из сильного вышло сладкое ... Стены…»
Катиз постепенно терял рассудок.
- Па, у меня к тебе серьезный разговор.
Антон только приехал из больницы и расправил на коленях вечернюю газету, как тут его ожидала очередная хитро спланированная диверсия, подготовленная родной дочуркой.
- Да, милая? – Привычно ответил мужчина, отстраненно разглядывая черно-белую фотографию с изображением старого особняка. Надпись гласила: «Найден труп мужчины. Вендетта по-русски».
- Ну, обрати на меня внимание! – Справедливо надулась Анюта, пытаясь перелезть через малодушную «газетную оборону».
- Да, Ань, что ты хотела?
- Ты же знаешь, что я уже взрослая. А взрослым необходимо о ком-то заботиться. Вот я и подумала: сестричку ты мне уже не родишь, а на кошек у тебя аллергия. Давай заведем собачку, ну па-ап… Ну давай. Обещаю, что будет не так как в прошлый раз. Я серьезно все решила.
Антон снял очки и заглянул в лукавые бусинки Аниных глазок:
- Милая, собаку наш семейный бюджет уже не потянет.
- А мы маленькую заведем! – Не сдавался ребенок.
- А маленькую – тем более. Нет, золотце, давай я лучше завтра тебе игрушечную куплю, хочешь? Самую красивую: заводную, плюшевую…
Спор продолжался. Началась истерика. Анино упорство сравнимо лишь с упрямством среднестатистического гражданина США: чуть что – сразу демонстрации. Но в этом исключительном случае, победителем вышло «правительство», а не «народ». Те капризы, хотя бы косвенно касающиеся живности терпели неизменный отказ.
Антон снова вспомнил того мальчишку. Живое существо, которое он справедливо вычеркнул из своей жизни, но несправедливо обнадежил. Вновь стало паршиво.
Мужчина медленно подошел к рыдающей девочке и нежно обнял родное вздрагивающее тельце.
«Я никогда не оставлю тебя. Что бы ни случилось…»
Пол был скользкий. Вылизанный щеткой, исцарапанный дорогими ботинками пол. Лапы бультерьера слегка разъезжались, пока он мужественно брел по коридору. «Боже, какая вонь! Не удивляюсь, что только больные люди готовы добровольно приехать сюда. Так, осталось определиться, где здесь эта проклятая дверь…» С каждым неудачным движением, боль в боку усиливалась. Перед глазами мерно покачивалась серая паутина.
Снап, сосредоточившись, на скольжении, не обращал внимания на то, как реагировали люди. А реакция была самая различная: от простого «столбняка», до вполне ожидаемого: «Фу! Пошла вон, вонючая псина! Я сейчас охранника позову!». Как будто эта угроза могла заставить «вонючую псину» задуматься об алогичности своего присутствия в человеческой клинике.
Одна самая смелая из медсестер решила изловить собачку, но та издала такой грозный рык, что женщина просто взвизгнула и отпрянула в сторону.
«Дверь… Дверь… Из-за вони препаратов, я потерял любую способность ориентироваться в пространстве».
Впрочем, это не остановила Снапа. Он продолжал идти по бесконечному коридору, периодически упираясь носом в чьи-нибудь колени. Благо, к пятому «столкновению», появился долгожданный охранник, который, не церемонясь, вышвырнул слабо сопротивляющегося гостя, для верности, приложившись ботинком по уже сломанным ребрам.
После удушливо жаркого климата в помещении, холодный воздух неприятно жалил тело собаки. Бультерьер никогда не боялся мороза, но в данную минуту, готов был убедиться в обратном: холод лавиной накрыл его, сжав в тиски каждую косточку. Теперь болело абсолютно все. Перед глазами появился образ хозяина, строгого и задумчивого. Родного. И вновь тишину раздирает выстрел. Горячая кровь нехотя стекает на ковер, пузыриться, словно только что сваренный глинтвейн. Его потухшие глаза…
«Я – на свободе? Или в аду…»
- Снапик, Снап, открой глаза, ну?! Ты же не умер, правда?! Ты не можешь вот так умереть! – На шею легло что-то маленькое, теплое и пушистое.
«Кора?.. Как она меня нашла?..»
«Не правда ли, так ваше существование обретает хоть какой-то смысл?» Ворс огладил ладонью кривой собачий череп, чувствуя, как по белесым костям бегут мелкие трещинки и вмятины. Парень приблизил находку к лицу и, по слабому запаху шерсти, мгновенно установил имя и причину смерти гладиатора. «Цезарь. 4 года. Мгновенная смерть от болевого шока и потери крови. Смещение верхних позвонков. И все тот же убийца. Интересно… Как скоро он присоединится к моей коллекции?». Оборотень осторожно поставил череп на пыльную полку, где лежали десятки подобных экзотических украшений. Ворс любил свою коллекцию. Он считал, что любая история смерти, во стократ ценнее истории рождения. Потому что смерть необратима и непредсказуема, в чем парень убедился едва ли не на собственном опыте. «Старик Ворс» - кличка, которой его наделили моряки, за психическую скупость и извечный пессимизм, свойственный людям преклонного возраста. Вторым обликом парня была охотничья собака породы курцхаар, но об этом знали лишь некоторые. У Ворса была своя мотивация не раскрывать свою сущность: это бы здорово помешало его творческой деятельности. Да, у оборотня и в помине не было никакого хозяина: он сбежал от своего перекупщика, оставив тому на память цепочку с именем, и поселился в старой покинутой избушке невдалеке от лесополосы, что было весьма кстати для охотничьей собаки, инстинктам которой он не мог противостоять при всем своем желании.
Парень уже более двух лет писал поэму, вдохновителем которой невольно стал белый бультерьер, одаривший Ворса таким количеством трупов.
И в тот роковой день, когда он вновь вышел на охоту за новыми трофеями, оборотню пришлось столкнуться с тремя плохо обученными грабителями, крепость психики которых оставляла желать лучшего: как только они увидели превращение, то один из них тут же сбежал, а второй поднес пистолет к виску и начал тихо молиться. Толстый вожак в этот момент успел забаррикадироваться в поместье («вот ведь трусливая кошка»).
«Жалко, что я не успел увидеть столь нелепое самоубийство…».
Ворс окинул полку еще одним довольным взглядом и взялся за ручку.
Кора тихо поскуливала, сжавшись в тугой черно-белый клубок, но Снап не шевелился. Под голодный вой зимнего ветра, он медленно засыпал. «Что же мне делать? Нельзя, чтобы ты здесь замерзнул! Пожалуйста, проснись…»
И тогда, собачка решилась на крайнюю меру: острые зубки вцепились в плотно прижатое к голове, белое ухо. Бультерьер резко вздрогнул, стряхнув с себя верхний слой налетевшего снега, но Кора продолжала нагло сжимать челюсти, не уступая современному пистолету для прокола ушей. Однако и эти усилия были тщетны.
«Ладно… Я пойду попытаюсь привести кого-нибудь из людей. Только не умирай, Снап…»
И папильон, в последний раз проведя маленьким розовым язычком по белой заиндевевшей шкуре, поскакала по сугробам в сторону автобусной станции…
- Значит так, берешь вон те циферки и расставляешь их немного в другом порядке… - Римма ткнула кончиком перламутрового ноготка в графу: «дата».
Антон издал глубокий вздох, ставя на край лавки одноразовый стаканчик эспрессо.
- Да пойми же ты, я экономист. Моя работа сделать так, чтобы «вон те» циферки говорили правду…
- «Моя работа!» - Передразнила секретарша, - Если не будешь делать так, как велит начальство, экономист, станешь ты без-ра-бот-ным.
Последнее слово Римма произнесла по слогам, поправляя выбившийся черный локон из-под воротника норковой шубы.
- Ладно, я все сделаю. Только вот не надо меня пугать своими страшилками. – Мужчина сделал большой глоток обжигающе горячего кофе и поморщился. – Гадость. Не знаю только за что деньги плачу.
Девушка пожала плечами, одарила Антона вымученной улыбкой и зашагала голосовать на дорогу.
«Ишь, устроилась под чужим крылышком. Команды свыше передает… Видеть ее не могу». Антон небрежно сунул бумажку в карман ветровки, а недопитый кофе выплеснул на снег, несколько секунд понаблюдав великолепную картину поглощения кофеина белым даром небес.
Он уже собирался идти к грязно желтому автобусу, но тут об его ботинок что-то больно стукнулось. Мужчина вздрогнул, опустив взгляд. У его ног сидело нечто маленькое, мокрое, с длинной, выпачканной шерстью («то ли кошка, то ли собака») и громко пронзительно лаяло, периодически покусывая за штанину.
- Чья ты, зверушка? – Антон присел на корточки, заглядывая в большие черные глазенки. Он было протянул руку, чтобы погладить, но собачка отскочила, в очередной раз, звонко тявкнув. «Она хочет, что бы я шел за ней?..». Экономист умилился такой настойчивости и только хотел сесть в свой автобус, как лай перешел в угрожающее рычание, а штанина вновь подвернулась отчаянной атаке. Пришлось уступить. Антон шел быстро, но его маленькая проводница периодически подталкивала мужчину, ругая его за неторопливость на своем собачьем языке.
Дорога была достаточно длинной, и Антон успел изрядно подустать, когда зверек остановился напротив одного из сугробов. «Обычный сугроб, что в этом такого? Наверное, свою игрушку потеряла, хитрая, и хочет, чтобы я откопал... Опять меня надули». Экономист, наверное, посмеялся бы над собой, если бы ему не пришлось сюда тащиться по бездорожью 4 остановки, пропустить свой автобус и в конце пути взяться за раскопки какой-нибудь резиновой косточки. Но что поделать? Не разочаровывать же столь старательную соискательницу?
Сугроб только с виду казался сплошной неприступной глыбой, но, как только Антон начал копать, пальцы быстро уперлись во что-то большое и холодное. «Не может… быть».
Мужчина уверенно смел остатки рыхлого снега с неподвижного тела. Труп. Белая собака с грязными разводами на шерсти, следами засохшей крови и темной, наполовину затянувшейся раной, резким мазком пересекающей поджатую переднюю лапу.
Антон поймал себя на том, что все еще прижимает ладонь к боку наверняка мертвого животного. Маленькая собачка, жалобно поскуливая, пролезла между мужчиной и своим другом. «Господи, малышка, да ты пойми, что я уже ничего не могу сделать. Умер твой товарищ…»
А умер ли? Антон переместил руку туда, где, по его мнению, должно было находиться сердце, и почувствовал кожей слабое постукивание. «Ты смотри-ка… Живучий!».
Мужчина поймал на себе еще один молящий взгляд пушистого зверька, чтобы окончательно стереть все сомнения.
Поднять абсолютно расслабленное тело весом не меньше 22 килограммов человеку, в принципе, не занимающемся спортом, оказалось довольно проблематично, но, впервые, за шесть лет, экономист готов был пренебречь всеми своими установленными рамками, а, как говорится в одной советской поговорке: «упорство и труд все перетрут».
Наверное, выглядел Антон не менее эпотично, чем Святая Мария с ребенком на руках. По крайней мере, вниманием прохожих он натурально не был обделен.
«Как не привычно ехать с работы и покупать у кондуктора сразу два билета…»
Израненная морда бультерьера нагло зарылась в карман к своему «спасителю».
Название: Белый бультерьер
Автор: Niko-nokia
Рейтинг:NC-17 (до NC-21)
Пейринг: м/м, упоминается м/ж
Жанр: слеш, фантастика, драма, кроху юмора, кроху агнста, насилие, жестокость
Размер: макси
Статус: в процессе
читать дальше
Автор: Niko-nokia
Рейтинг:NC-17 (до NC-21)
Пейринг: м/м, упоминается м/ж
Жанр: слеш, фантастика, драма, кроху юмора, кроху агнста, насилие, жестокость
Размер: макси
Статус: в процессе
читать дальше
воскресенье, 23 августа 2009
Название: "Просто друзья"
Фэндом: Гарри Поттер(аля Харя в Поте)
Пейринг:Гарри Поттер/Драко Малфой
Рейтинг: G
читать дальше
Фэндом: Гарри Поттер(аля Харя в Поте)
Пейринг:Гарри Поттер/Драко Малфой
Рейтинг: G
читать дальше
суббота, 22 августа 2009
(очень старый стих... если кто помнит, помогите заполнить пропуски)
Коля Тиховаров
Где Амур спокойно катит волны,
От Хабаровска невдалеке.
Где леса – зелено-черны,
Круто опускаются к реке.
Где ночами стеляться туманы
Где валежник затаил беду
В дебрях тех скрывались партизаны,
В грозном девятнадцатом году.
Шли бои. В кольце лесных пожаров,
Люди отходили на восток.
Был в отряде Коля Тиховаров,
Маленький смышленый паренек.
Вот однажды мальчика с пакетом послали в красный штаб,
В одну из деревень
Должен он фронт перейти с рассветом
Иназад вернуться в тот же день
Темной ночью он оставил лагерь,
Труден путь – все тропы надо знать.
Перелески и овраги, топь, болото, узенькая гадь.
Все прошел – но, вдруг, на полпути,
Прямо на отряд белогвардейский он наткнулся –
Некуда уйти.
На коне сидит казак усатый,
Шапка с позументами на нем,
Сбруя лошадиная богато,
Разукрашена черненным серебром.
Вспомнил Коля, к ним в избу вот этот,
Приходил и кулаком стучал.
Требовал от матери ответа,
Жгучей плетью Колю исхлестал.
А казак, он тоже вспомнил Колю,
Незаметно отстегнул аркан...
- Все, теперь не вырвешься на волю,
А выдашь партизан.
Видит Коля – некуда податься.
Горло захлестнул ему аркан,
Надо умереть, но не сдаваться,
И не выдать партизан.
- Чтож, пойдемте, - Коля отвечает, - Проведу,
Я, нынче, пленник ваш.
Неужели Коля, жизнь свою спасая,
Ты своих товарищей предашь?..
Он ведет их, солнце золотое,
Поднимается над головой.
Он ведет их тайною тропою,
Что осокой скрыта и травой.
Над болотом травы зеленеют.
Карусель кричит: «Пора! Пора!»
А коней казачьих не жалея, тучей облепила мошкара.
Вот уже забулькали копыта,
Вот уже забулькала вода,
- Ты куда?! – Кричит казак сердито.
Коля отвечает: «никуда».
Никогда здесь не бывает сухо,
Даже заяц здесь не перейдет,
А коней казачьих в тину втянет,
В тину засосет.
Коля рвет пакет свой на кусочки.
Он в болоте утонуть готов.
Примостившись на высокой кочке,
Радуется гибели врагов.
- Хороша ли, беляки, прогулка? Или труден партизанский шлях.
И в ответ раздался выстрел гулкий – это в Колю выпалил казак.
И болото эхом отвечает,
Над болотом вьются комары.
Коля Тиховаров, умирая, казаку с усмешкой говорит:
- Ты напрасно пули тратишь даром. Ты утонешь. Я умру от ран.
Вот так умер Коля Тиховаров, маленький бесстрашный партизан.
Отгремели боевые грозы,
На таежных берегах реки,
Выросли богатые колхозы,
Осушили топь большевики.
В школах тиховаровцы ребята,
Песнь о Тиховарове поют.
Все готовы, как и он когда-то,
Жизнь отдать за родину свою.
Коля Тиховаров
Где Амур спокойно катит волны,
От Хабаровска невдалеке.
Где леса – зелено-черны,
Круто опускаются к реке.
Где ночами стеляться туманы
Где валежник затаил беду
В дебрях тех скрывались партизаны,
В грозном девятнадцатом году.
Шли бои. В кольце лесных пожаров,
Люди отходили на восток.
Был в отряде Коля Тиховаров,
Маленький смышленый паренек.
Вот однажды мальчика с пакетом послали в красный штаб,
В одну из деревень
Должен он фронт перейти с рассветом
Иназад вернуться в тот же день
Темной ночью он оставил лагерь,
Труден путь – все тропы надо знать.
Перелески и овраги, топь, болото, узенькая гадь.
Все прошел – но, вдруг, на полпути,
Прямо на отряд белогвардейский он наткнулся –
Некуда уйти.
На коне сидит казак усатый,
Шапка с позументами на нем,
Сбруя лошадиная богато,
Разукрашена черненным серебром.
Вспомнил Коля, к ним в избу вот этот,
Приходил и кулаком стучал.
Требовал от матери ответа,
Жгучей плетью Колю исхлестал.
А казак, он тоже вспомнил Колю,
Незаметно отстегнул аркан...
- Все, теперь не вырвешься на волю,
А выдашь партизан.
Видит Коля – некуда податься.
Горло захлестнул ему аркан,
Надо умереть, но не сдаваться,
И не выдать партизан.
- Чтож, пойдемте, - Коля отвечает, - Проведу,
Я, нынче, пленник ваш.
Неужели Коля, жизнь свою спасая,
Ты своих товарищей предашь?..
Он ведет их, солнце золотое,
Поднимается над головой.
Он ведет их тайною тропою,
Что осокой скрыта и травой.
Над болотом травы зеленеют.
Карусель кричит: «Пора! Пора!»
А коней казачьих не жалея, тучей облепила мошкара.
Вот уже забулькали копыта,
Вот уже забулькала вода,
- Ты куда?! – Кричит казак сердито.
Коля отвечает: «никуда».
Никогда здесь не бывает сухо,
Даже заяц здесь не перейдет,
А коней казачьих в тину втянет,
В тину засосет.
Коля рвет пакет свой на кусочки.
Он в болоте утонуть готов.
Примостившись на высокой кочке,
Радуется гибели врагов.
- Хороша ли, беляки, прогулка? Или труден партизанский шлях.
И в ответ раздался выстрел гулкий – это в Колю выпалил казак.
И болото эхом отвечает,
Над болотом вьются комары.
Коля Тиховаров, умирая, казаку с усмешкой говорит:
- Ты напрасно пули тратишь даром. Ты утонешь. Я умру от ран.
Вот так умер Коля Тиховаров, маленький бесстрашный партизан.
Отгремели боевые грозы,
На таежных берегах реки,
Выросли богатые колхозы,
Осушили топь большевики.
В школах тиховаровцы ребята,
Песнь о Тиховарове поют.
Все готовы, как и он когда-то,
Жизнь отдать за родину свою.
"Начнем, пожалуй, с перекура"(с)Денис Манжосов
Эм... А если быть точнее, то с главной темой сообщества - яой(впрочем, принимаются и антияойные политики^_^)
Само название - лирика, проза и фики говорит о творческой направленности этой скромной странички)
Я - в любом случае, существо с опытом критики и письма(ну а насколько опытным - судить не мне), прошедшее череду бессонных ночей, порванных листов ну и дальше в таком духе)
Сюды принимаются:
*яойные/антияойные картинки
*фанфики, стихи и додзя
* Да и прочая мелкая радость.
Сюды не принимаются:
* нецензурные выражения(если это не часть творческого замысла)
*бредовые замечания
*ядерное оружие
Эм... А если быть точнее, то с главной темой сообщества - яой(впрочем, принимаются и антияойные политики^_^)
Само название - лирика, проза и фики говорит о творческой направленности этой скромной странички)
Я - в любом случае, существо с опытом критики и письма(ну а насколько опытным - судить не мне), прошедшее череду бессонных ночей, порванных листов ну и дальше в таком духе)
Сюды принимаются:
*яойные/антияойные картинки
*фанфики, стихи и додзя
* Да и прочая мелкая радость.
Сюды не принимаются:
* нецензурные выражения(если это не часть творческого замысла)
*бредовые замечания
*ядерное оружие